Вечное возвращение

Стас, уже не церемонясь, взглядом освободил свой рукав из рук хозяйки и медленно протянул её перед собой; (опять же) взглядом коснулся чужой полной рюмки – и опрокинув, беспощадно расплескал; она было покачнулась на месте; но»!

Стас – стал толкать ее взглядом. Рюмка – как бы сама покатилась по опасной дуге, становясь все ближе и ближе к падению. Все – смотрели и не дышали.

– Остановите её и верните обратно, – попросил Стас.

Никто не пошевелился. Он был вынужден их подчинить. Сказал, перефразируя поэта Бродского:

– Вы хотели маленького чуда. Ради него вы мараете бумагу и холсты. Так взгляните на себя ниоткуда.

Тогда – все повиновались. На самом краю рюмка каменно замерла; но – никто так до конца и не понял, насколько опасен сидевший меж них незнакомец.

– Принесите граненые стаканы и налейте их всем до краев, – попросил он. – Пожалуйста, начните все заново.

Тотчас – время вернулось в комнату, время – обернулось, время – перекинулось; и опять, и опять покатилась – катилась-катилась-катилась рюмка (уже после того, как упав, себя расплескала); подкатилась и замерла (сама себя расплескав); но – она замерла-замерла-замерла (на самом краю, опасно с края кренясь).

Все смотрели-смотрели-смотрели – не живя, не дыша и даже не стеная; но – всё ещё не понимая, насколько опасен явившийся меж них незнакомец.

Смотрел бывший художник. Остекленели его некогда такие ясные глаза. Смотрела (прямо с его рук) хозяйка. Нездоровый желтушный свет ложился на её прекрасную бледность. Её воля была утомлена. Прочие гости (пришло время их описать) тоже смотрели и не дышали. Пожилой низкорослый красавец с демоническим профилем и близорукостью. И две пожилые тучные девы.

А рюмка, меж тем, продолжала погибать! Тогда он опустил хозяйку (на землю).

– Пожалуйста, – неслышно (вновь и вновь времена возвращая) велел он ей. – Пожалейте её, налейте нам полные стаканы.

Она. Медленно. Осознала и (за стаканами) вышла. Вернулась. Разлили и сразу же (все-все) выпили залпом; и совершилось! Опьянения как бы не стало; но – настал момент чрезмерности бытия.

Он не стал высью и ширью, и глубью; но – вполне тщился их заменить.

Люди – стали пьяны не хмелем, а своей возможной чрезмерностью. Люди – впали в Элладу (в её мистерии).

В каждом – затанцевал его собственный речитатив. В сопровождении бубенцов и флейт, настоящий и – как кровь темный; но – они вышли из разума, приготовляя себя к преступлению за край.

Потом – в них словно бы не стало никакой примеси. И тогда – их кровь стала как бы чиста (как словно кровь Перворождённых).

А потом – вмешались стихи-Стихия, на которые указал Стас.

                     Что-то внутри, похоже,
                     сорвалось, раскололось.
                     Произнося «о Боже»,
                     слышу собственный голос.

                     Так страницу мараешь

                     ради мелкого чуда.
                     Так при этом взираешь
                     на себя ниоткуда.
                     Это, Отче, издержки
                     жанра (правильней – жара).
                     Сдача медная с решки
                     безвозмездного дара.

                     Как несхоже с мольбою!

                     Так, забыв рыболова,
                     рыба рваной губою
                     тщетно дергает слово.

(Иосиф Бродский)

Знакомые по самиздату, они заменили им чистоту крови. Потом – вся их кровь перекинулась в алкоголь. Который по весеннему забурлил – стал проедать во плоти пространств и времен (а так же – разлагая плоть человеков) некие червоточины и (от слова «чрево») чревоточины; но – на самом краю оврагов и чревоточин стоял Стас и смотрел на коричневую воду.

– Это всё мистиколфизиология, – поведал он бывшему художнику. – Сейчас мне почти всё возможно. Даже вам почти всё можно (попробовать); но – не хватает сил за это «всё» ответить (и в этом действительная поэзия).

Потом он обратился к низкорослому (демоническому) красавцу.

– А вот зачем вам, именно вам (почти незрячим), мистика (и её физиология)? Расскажите.

Раскрепостившийся и самое себя не помнивший красавец вдруг (одна из пожилых дев положила ему руку на колено) покраснел и бормотнул:

– Почему я здесь? Вы об этом спросили?

Потом – ответил:

– Из глупости и жадности.

Потом – он (руку девы с колена не убирая) пояснил:

Не только из своей глупости и жадности я вышел, а ещё – чтобы сюда (к полной ясности результата) прийти; а ещё – сегодня я пришел сюда из чужой глупости.

Он обратился к хозяйке:

– Я привел тебе двух новых учениц. Желают – обучиться; причём – желают учиться у серьезного мастера; но – рисовать собираются картинки для рекламы.

Хозяйка скучно сказала:

– Желают обучиться продажности?

– Да!

– Им не надо учиться. Всегда найдется покупатель задешево и даром. Впрочем – даром дается не всем.

Стас незамедлительно восхитился:

– Ах, вы начинаете видеть!

Потом – он сам себя перебил, а остальным – констатировал статику: