Вечное возвращение

Она была тонкой, легкой и высокой. Лет ей было основательно за сорок; но – значения (никакого) это не имело.

Главное: на сердце у нее не было (ничего) настоящего; но – и не могло быть; да он и не собирался забирать у неё богатства её нищеты – которое она понимала несчастьем своим); да он и не смог бы ничего забрать (ни прошлого, ни будущего).

Зато – (оказываясь нотой «да» и отказываясь от ноты «нет» – за неимением альфы с омегой) он собирался утвердить себя в настоящем; чувствовала она или нет (какое-то загнанное выражение металось всё же в её глазах); но – ей никогда не будет дано понять, насколько опасен ее необычный сосед (и насколько обычна его необычность)!

Загнанное (обращенное вовне) выражение в её глазах в глубине своей упиралось о её душу (и не хотело уходить).

– Как опоздавший, выпейте-ка для начала штрафную. Хотите водки? – предложила она.

– Прекрасная мысль! – он её отпустил, и она наконец-то отодвинулась и (уже свободно) в ответ заулыбалась; но – одними губами. Губы были бледны, и помады на них не было; а потом и улыбки не стало.

– Какой такой спонсор? Что же он не проспонсировал сегодняшний стол? – это закипел бывший художник (когда-то – в прошлом или будущем – побывавший её мужчиной); впрочем, кипел он издали; но – его удерживали, и он лишь вскидывался:

– Какая там у него галерея? При чем здесь его галерея и сегодняшний стол (мною накрытый)? При чем здесь все мы?

Стас – обежал его (как и прочих гостей) взглядом. Кроме хозяйки и ревнивца, присутствовали еще две дамы и кавалер. Стас – не задержался ни на миг и безразлично произнес:

– Мне интересен только Илья. Расскажите о нем все, что можете знать.

– Но ведь Илья не художник и никогда им не был, – прошелестел кавалер.

Хозяйка, снисходительно на него покосившись, протянула Стасу полную рюмку.

– Я тоже давно ничего не пишу, – (опять) прошелестел кавалер, ушибленный ее снисхождением. – Впрочем, все мы давно перестали изменяться; быть может, мы все себе изменили.

Впрочем, при виде протянутой (мимо него) рюмки он – изменивший себе, встрепенулся:

– Что! Меня обделяют? – он попытался перехватить рюмку; но – рука его (когда-то твердо державшая кисть) словно бы сама по себе оскалилась пальцами и бросилась, и даже цапнула; но – как-то само по себе получилось, что точно нацеленная пасть руки цели своей не достигла и рюмку просто-напросто обтекла.

То есть – само по себе пространство просто-напросто изогнулось. Художник обмяк и пролепетал:

– Меня обделили… Впрочем, даже Илья от своих стихов отказался!

Стас молча ответил:

– Быть может, просто отошел от них в сторону? Быть может – всего-то и надо: «В сторону отойти! Стать расстрелянным Лоркой, до которого мелкие пули всё никак дотянуться не могут, вот и копятся.»

Хозяйка – могла бы удивиться; могла бы сказать:

– Вы знаете тексты Ильи? Как там дальше: «Но если ты ощущаешь себя в этой мороси (понятно, дороги ради) задержись в ней, ведь мы никуда не торопимся.»

Хозяйка могла бы (пусть даже вслух) так сказать своё «настоящее», тогда и Стас сказал о себе лютую правду:

– Я всегда тороплюсь. Вот и сейчас – времени у меня просто нет; точно так же – как давно его нет у вас.

Все растерянно (действительно – давно порастратили и порастеряли себя) на него посмотрели, а иные – даже испугались; иные – даже пробовали его о чем-то молча спросить; но!

Стас – принял проплывшую мимо художника рюмку.

– Водка есть чистейшей слезы алкоголь; и в одном он сродни искусству: каждая его капля словно бы возвращает песчинку в очертание песочных часов; тем самым человеческому телу (этому очертанию души) – отодвигаются сроки.

Стас – смотрел сквозь прозрачную жидкость; причём – до тех пор, пока прозрачное (но вялое) золото электричества не завершило метаморфозу, и только тогда его (электричество вместе с водкою) выпил; и сразу спросил (о раскалённой воде своей трансформации):

– Можно еще?

За столом произошел восторг. Кто-то (или – «все и вся») завопил совершенно отвязно, становясь (или – готовясь стать) заблудшим скотом:

– Обязательно!

Гости стали тоже глотать и давиться; Стас – даже не взглянул; но – гости снова и снова тянулись за водкой; время действительно для них сдвинулось вспять (или – показалось, что сдвинулось, или – показалось, что действительно); а ещё – показалось, что все они молча у гостя спрашивали:

– Отодвигает нам сроки; но – зачем это нам? Почему нам не дано всё и сразу? Если уж всё равно совершишь (падение или взлёт), почему бы нам не пасть – возлетая?

– Потому что песчинка упала; потому что – вам отпущены малые годы (в меру наших сил и любви); по вашим силам – правят вами малые боги; по вашим силам – вам самим не стать малыми божиками; отодвинуть нам сроки обожествления – это означает ещё один шанс покинуть свою природу, выйти из нее и извне на неё взглянуть.