Вечное возвращение

Невысокий, коротконогий и уродливый, причём – так и не соизволивший сменить памятного нам спортивного костюма; вот он то как раз и нёс в (якобы) услужливой правой руке сложенный зонт и одновременно жестикулировал левой (причём сам объем пространства словно бы обернулся перед ним плоской поверхностью, на которой уверенно выписывались диаграммы щедрых комиссионных); обнаружив перед собой нашу негаданную пару, он не стал паниковать, а просто как знакомому кивнул Илье.

Да, это оказался тот самый рукастый из «Атлантиды»!

– Странно. Это ведь заглавный политикан здешнего полиса, часто выступает в СМИ, где-то я его видела; один и без лакеев, что он здесь делает? – удивилась досадной помехе женщина, причем – звенящего своего голоса она совершенно не сдерживала; зачем? Разумеется, её услышали.

– Да, я его узнаю; я знакомилась с бытом аборигенов, – повторила она. – С чего бы ему так привольно разгуливать и путаться под ногами?

– Ты опять груба и пошла в определениях, – отозвался (голоса тоже не приглушив) Илья. – Впрочем, пусть их; наверняка они творят какую-нибудь очередную пошлую подлость.

От этих их слов, как от публичных пощечин, вальяжный (за ноги возвращенный в реальность со своих вершин) поплыл лицом, уподобившись неокрепшему серому облачку; он хотел заговорить; но – голос он (словно бы) утратил и стал быстро-быстро открывать и закрывать (как рыба, что тщится отщипнуть себе воздуха суши) тонкогубый рот.

– А я знаю второго, это просто бандит, – мимоходом отозвался Илья.

Обозначенный персонаж, мгновенно взбугрившись, должен был бы на нашу странную пару кинуться; но – (совсем не случайно) не кинулся. Должно быть, лишь для политикана нежеланная эта встреча явилась катастрофической неожиданностью; рукастому псевдо-Ною встреча с ними была предопределена или даже предсказана.

Предопределена либо его учителем, либо (задолго до) силами многожды более властными.

Яна и Илья произведенного ими (в серых человеческих клетках) переполоха словно бы не видели. Ведь в этот самый миг янтарно освещенное пространство последнего на мосту фонаря отпустило их.

Они вышли из янтаря в жизнь и посмотрели друг другу в глаза. Ее исчезающе карие и почти зеленые. И его тоже совершенно обычные, серые; ничего необычного; но – это была невозможная, недопустимая встреча (не с бандитам, разумеется; при чём здесь бандиты?).

– Пойдемте отсюда! Немедленно пойдемте, – совершенно раскисший вальяжный, у которого даже его баснословный костюм мгновенно взмок и почти провонял; он захотел схватить спутника за руку; но – нечаянно схватился за зонт (помните, еще римлянки так брались за «жезл» Приапа в малом домашнем алтаре).

Одновременно с этим символическим действом Яна (а они меж тем уже миновали янтарь фонаря) утвердительно спросила:

– Верно, это и есть твои (те или иные) добрые люди? Роль Харона им не подходит, мелковаты по повадкам и виду.

– Пусть мелковаты, – согласился псевдо-Илия. – Все мы всё ещё люди; но – эти не сами по себе, и роль им подходит.

– Посмотрим, – безразлично (хотя и многообещающе) сказала Яна, отведя от Ильи взгляд и более ничего не предпринимая; меж тем коротконогий вырвал (приапов) зонт у совершенно деморализованного спутника и крикнул им вослед:

– Рад тебя видеть! – разумеется, он так не крикнул (и даже не так подумал); но – Илье достало и тени несостоявшейся мысли; он псевдо-Ноя услыхал и сказал Яне:

– Их наставник не слишком умен и умел. Впрочем, и того что имеет, с него более чем довольно.

– Да пойдемте же! – где-то уже далеко от них все еще верещал побелевший чинуша; Илья не замедлил с ним согласиться:

– Что нам до них?

Они шли к Сенной площади, которая в те недалекие (во всех без исключения смыслах этого слова) годы еще загроможденная расхлябанными и тускло освещенными ларьками (как раз грядущую ее перестройку и обсуждали чинуша с бандитом); они не видели и даже не предвидели (зачем?), как бандит сделал движение, подзывая подручных.

Кто-то (верно тоже из бывших с ним в «Атлантиде») выделился из воздуха и тихо подошёл.

– Что за нелепица! Такие ставки на кону, и вдруг кто-то посторонний путается под ногами! Это вы недосмотрели, – тихонечко (и как-то вдруг) взревел чиновник, успевший несколько (во всех смыслах этого слова) оправиться и сразу же (простым проворотом механизма отформатированного мозга) спешащий снять с себя любую ответственность. – Да и сам этот раритетный городишко (черт бы его забрал туда, откуда извлекли); как он мне наскучил! Мне бы в Москву; ничего, оттуда я всё этому городу припомню.

У чиновника (как давешний поэт на мосту, собравшегося перебегать в Первопрестольную) случилась истерика, и его можно было понять; я не понимаю давешнего поэта на мосту, оказавшегося созвучным истеричному политикану: использовать Божий дар как лопату, чтобы выкопать себе дорогую могилу.

Божий дар не есть инструмент; впрочем, все мы всё ещё люди.

Бандит, меж тем извлекший «мобилу» (тогдашний термин), искренне и как бы даже незлобиво удивился: