Вечное возвращение

– При чем здесь случайность? И кто это здесь посторонний? – он был собран и уравновешен; и он уже всё решил, когда стал распоряжаться по телефону:

– Машину сюда. И подготовленных людей побольше. Ещё посмотрите, нет ли кругом полициантов, – необычное слово выдало необычность говорившего, представившегося своему собеседнику (губернатору-мэру) и представшего поначалу совершенно заурядным посредником с финансово-бандитскими кругами; но!

Теперь ещё и не давшего зацепиться изощренным инстинктам интригана за необычность происходящего; зачем множить сущности? Поэтому коротконогий сразу же сказал своему «собеседнику»:

– Сейчас, уважаемый, вы уедете, а мы будем решать проблему.

Яна и Илья в этот миг уже миновали сенную и стремительно (как песчинки часов) летели к Вознесенскому проспекту, и он декламировал неизреченные строки:

                 – И как в открытом море ветер резко
                 меняет направленье, к ней, как к мертвой,
                 бог подошел и встал вдали от мужа,
                 и бросил, спрятанные в легком жесте,
                 ему издалека сто здешних жизней.
                 А тот, шатаясь, бросился к обоим
                 и, как во сне, хватал их. Но они
                 уже шли к выходу, где затолпились
                 заплаканные женщины. И вдруг
                 когда она с улыбкой обернулась,
                 светла, как вера или обещанье
                 вернуться взрослой из глубокой смерти
                 к нему, живущему, —
                 и, рухнув ниц,
                 лицо закрыл он, чтобы после этой
                 улыбки больше ничего не видеть.

(поэт Рильке, не петербуржец), – каким образом Илья связывал происходящее во внешнем мире с тем, что происходило меж ним и Яной, и отчего он выбрал именно этот текст, пока что осталось неясным; но!

Здесь она взглянула на него. Как Стенающая Звезда взглянула; и не путать её взгляд с лучом от Полярной звезды (приложением к небу, указанием направления); свет, рождённый в страдании той, которая не могла страдать просто потому, что не принадлежала миру страдания; это был её свет любви.

И лишь тогда он попросил:

– Не смотри так!

– Ты опять пришёл не один (я имею в виду не только любимого тобою и мной Рильке); и зачем ты за собой её всегда приводишь?

– Зато я (почти) не привёл свою Тень, – сказал он. – Разве что (посредством великой поэзии) вынужден отдавать долг её (Тени) тантрическим потугам: Тень жаждет на всё бросать свою тень (зеркала-зеркала-зеркала).

На главный её вопрос он, конечно же, отвечать ей не стал; но – она и не ждала ответа. Они шли, касаясь друг друга сердцами. Они свернули уже на улицу Римского-Корсакова. Здесь он продолжил происходящее иной декламацией (из трактата Эндимиона о любви): о философии унижения, об античных эротических таинствах; и в унисон его голосу невидимо загремела музыка:

– Не хотим здесь мистики потустороннего!

Пребывать в посюстороннем много лучше, – Илья даже улыбался; цель трактата была проста: переводить невидимое в видимое (авторство В. Н. Тростникова, желавшего разобраться в значении одного-единственного, но часто употребляемого нам слова «любовь»).

Они шли (сквозь пространство и время; всегда). Они опять (в который раз) тратили время попусту. Впрочем, мир есть речь. Речь тоже идёт (сквозь пространство и время); получалось, они двое и есть весь мир.

Но это не совсем так (хотя и так). Речь идёт о следующих словах апостола Павла, содержащихся в Первом послании Тимофею: «Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии. Ибо прежде создан Адам, а потом Ева; и не Адам прельщён; но жена, прельстившись, впала в преступление; впрочем спасётся чрез чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием» (1 Тим. 2:11–15)

Ведь только при очень большом желании и очень большой предвзятости это высказывание можно истолковать так, будто Богу очень нужны новые поколения, и потому Он готов простить женщине многое, лишь бы она Ему их воспроизводила.

На этой торжественной ноте их и встретили; Илья – даже улыбнулся, признавая среди своих убийц ещё одного недавнего знакомца: того самого гиганта, из которого еще вчера рыжебородый выколачивал душу! А Яна еще была захвачена его несовместимыми декламациями и успела сказать:

– Ты, верно, хочешь, чтобы твоя смерть (ибо – только твоя) стала мне видима и наяву?

– Хочу, – сказал он; наблюдая, как его вчерашние знакомцы (не было только рыжебородого) стайкой ловких пираний вытекли из переулка; бандиты умно рассредоточились и принялись окружать.

И вот здесь Яна (ещё почти их не видя) – взглянула на них; они тотчас замерли (но не окаменели – настолько было велико её недоумение); потом она стала как Ниагара перед прыжком в бездну.