Вечное возвращение

Но она – Яна (а не, предположим, Инга). Она (словно пламя) взметнулась. Она встала на ноги. Илья оказался у неё на руках, причем не один, а вместе со своей спутницей-смертью (которая – подобно вернувшейся на свое изначальное место Еве-ребру – покоилась в нём), и с этим грузом Яна побежала; и была она быстрее и легче ветра.

Она не пыталась подменить свою природу; зачем? Она была раньше природы, что ей человеческие расклады? Пусть «инь – это энергия земли, женское начало, она прохладная и успокаивающая по своей природе. (пусть) она статична, спокойна и интуитивна. Это движение внутрь, это все то, что внутри, это содержание. Женщина, ночь, луна, вода, зима, холод.

(пусть) ян – это небесная энергия, представляющая мужское начало, по своей природе она горячая, возбуждающая. (пусть) она динамична, логична и обладает стимулом. Это движение вовне, это все внешнее, это форма. Мужчина, день, солнце, огонь, лето, тепло

На Востоке считается, что вся жизнь является сменой инь и ян.

Это два основных вида сил. Они противоположны и взаимозависимы. Соединенные вместе, энергии инь и ян формируют высшую энергию, которая создала Вселенную и продолжает течь сквозь нее.»; но!

Яна несла на руках мужчину. Она (уже) вылетела на Вознесенский проспект и почти сразу же повернула в подворотню, а потом в изувеченный долгим косметическим ремонтом подъезд.

Она – летела вверх, практически не касаясь лестницы; бетонные ступени под лёгкими её ногами даже не содрогнулись; но – стены вокруг шли волнами. Причём волны едва поспевали за ней.

Она – тоже не поспевала за собственным сердцем; но – оказалась на самом верху гораздо быстрей его пульса; там, у самой крыши обнаружила она новехонькую металлическую дверь, выглядевшую посреди общей ветхости здания чрезвычайно внушительно.

Она – взглянула. Дверь перед ней отворилась. Она вошла, и сразу зажегся свет, хотя никакой нужды в нем не было. Открылся безликий офис: коридор, комнаты, мебель, компьютеры, факсы и прочая требуха; и лишь на стенах видятся никем доселе невиданные «домонгольские» фрески, порою (как волнами) сменяемые то современной западной живописью (лишь через годы её выставят в Эрмитаже), то каллиграфией иероглифов, чьи дымчатые мазки оказались сходны с её движениями.

Она – летела мимо и ещё раз мимо. Она вошла в крошечную комнату без окон: эрмитажные работники по одному её убранству опознали бы в ней каморку, в которой умирал Петр Великий.

Кому понадобилась в этом не музейном месте новодел каморки, осталось не прояснённым; но – именно на императорский одр Великая Блудница (без особой нежности) опустила Илью (и вместе с ним его смерть), и отвернулась от него – чтобы взяться за телефон:

– Стас? Немедленно приезжай, ты мне нужен, – и сразу же, словно не было рядом с ней мертвого человека и не было человеческой крови на её одеянии, совершенно по-женски усмешливо подняла брови:

– Что? Хорошо-хорошо, только успокойся, – и вот здесь она произнесла нечто совершенно в этот момент неожиданное:

– На взаимном предательстве держится мир. Прощай.

А ведь её собеседник так и не успел ничего ей что-либо сказать (или – даже просто ответить); но – здесь она опередила самое время (которого для неё не существовало); она не медлила более. Не отвлекалась к своим прошлым или будущим надеждам (на людей, на кого ещё?). Она положила трубку и вернулась к Илье.

Но она не стала над ним склоняться. Просто изменилась для него (и тем предала его смерть, но – не предала его смерти); лицо её стало просто лицом. Лицом красивой женщины. Сейчас ничего в нем не было. Ни жестоких сказок прошлого. Ни медленного яда настоящего. Ни равнодушной непостижимости будущего.

Но история эта, как вы уже должны были понять, началась очень давно. Причём настолько давно (это было), что можно было (бы) вживую видеть, как новорожденный мир лучами лучится от счастья и боли; но!

Ещё не сказал Отец, что все это хорошо; но – уже сотворил Он человека-Адама из праха земного и глины (то есть из погоста матери-Геи) и добавил в него образ свой, и почти получил в человеке свое отражение; и (чтобы жил человек, чувствуя, что живет он жизнями разными) вдохнул ему в лицо (как в основу любых отражений) полное дыхание (дыхание жизни).

И стал (бы) тогда человек душою живой. И нужны стали (бы) тогда человеку нераздельными живая и мертвая жизни.

Рассказывают, что любая жизнь – это зеркало; но – не из стекла или хорошо полированной бронзы. В таком зеркале не увидеть ни живую, ни мертвую души. Это зеркало жизни получают исключительною и долгою шлифовкою глины; точнее, глиняных кирпичей мироздания.

Что за шлифовка? Уничтожение иллюзий. Как долго? Всю жизнь (а так же до и после). Именно об этом написал тот «поэт на мосту», с которым мимолетно пересёкся псевдо-Илия, идя к своей Лилит: