– Есть в миру равный богам человек, отказавшийся стать бессмертным богом (и тем самым – божественность богов превзошедший); кто теперь ему равен? – это был вызов, который – не могла бы Лилит не принять (смейтесь-смейтесь: не решить им – кто из них сверху).
Вот так и пришла вскоре в Урук из северных пустынь и осталась в Уруке одна прекрасная женщина. И очень скоро стала самой умелой и прославленной блудницей в храме Иштар; а что имя ей было Шамхат – сие безразлично: что Первой Жене Адама мимо и по ветру летящие имена?
Как и прежде, многим женщинами владел Гильгамеш (и многими овладевал); но – что нам мимо летящие (смертные) имена?
Даже и то, что после своего искушения богиней царь стал задумчив и неспокоен. Даже то, что теперь он стал не царём в (своей) голове, а пространствовал (гением) в мыслях и (телом) геройствовал в случайных дебошах, не щадя никого – и сие безразлично: лишь бы он оставался царём населявшим Урук человекам!
Чтобы именно здесь и сейчас – рассуждал (да и буйствовал – тоже), а не где-то в своём небывалом.
Даже то, что зачастил он (сверх ритуала) в храм Иштар, причём – даже не к особым, а к общедоступным блудницам стал захаживать – тоже пусть (бы); но! Именно там царь и встретил царь означенную Шамхат (блудницу особую, невесть откуда пришедшую), и в глаза её заглянул; и тотчас от неё отпрянул.
Чем сломал установленный веками порядок. Ведь каждая женщина, служа в храме Иштар (а служить – в свой черёд – должна каждая; разве что иные и не уходили), должна принадлежать каждому мужчине; и наоборот, вне зависимости от знатности: все (телесно и духовно) принадлежали всем; но – царь по царски решил: здесь ловушка.
Точно так, как в том озерце, где богиня омыла с себя (для него? Или кто-то ещё разглядел?) свою прелесть. Предъявив только суть: на взаимном предательстве держится мир; царь, однако, остался царём и не стал изменять(ся).
И опять потянулись его царские дни и ночи, ставшие лютыми для жителей Урука. Тогда и обратились жители Урука не напрямую к Иштар (богине телесной любви), а к богине всевозможных рождений Ариру со страшною просьбой:
– Великая богиня! Знаешь ты героя Гильгамеша. Знаешь, насколько он могуч и славен, и что оружие его ни с чьим не сравнится; но – с некоторых пор сверх всякой меры он буйствует плотью и духом стал своеволен; тяжело это нам! Хоть и прежде бывало нам тяжко (бывал царь и прежде сверх меры заботлив): нашими руками и с помощью изготовленных нами плетей (ах как виртуозно ими владеют надсмотрщики царские!) он город Урук обнес крепостной стеной – всё бывало во благо, признаем: справедлив он по царски и редко казнит из простого каприза; но – ныне от подвигов его устал город Урук.
Помолчали жители Урука (себя собирая); потом-таки молвили главное:
– Великая богиня! Отыщи ему подобие или сама роди героя, который мог бы с ним сравниться. Пусть друг с другом проводят дни в соревнованиях, пусть всегда будут вместе, а город наш пусть отдохнет, – так хотели они, чтобы (даже) богиня родила бессмертного в смерть.
А ведь все эти deus(ы) – демоны-бесы мнят, что разорвали кармическую петлю своей безысходности; но – только лишь для того (полагают они), чтобы выйти из порочного (дантова) круга, богами становятся.
А отвергший её Гильгамеш – не подлежал её власти; теперь (напрямую) богиня ничего не могла поделать с героем; но – в её власти оставался невидимый и неслышимый мир женских утонченных повелевания и послушания, мир понятия «почти» – крючкотворный, лукавый, острый и нежный, меняющий местами сути и перекидывающийся.
А ещё – это был мир естества, когда движения сами продолжались дальше себя и звучания звучали дольше себя.
К чему обращена была такая власть над тем невидимым, что можно было назвать волшебством плоти? А к магическим действам Медеи, обращавшей человеков в свиней (и обратно); и что с того, что волшебница Медея принадлежит более близкому к нашему времени веку? А ничего!
Разве что действия этого превращения возможно толковать более широко: рождать человеков оказалось возможным не только во смерть, но и в зверство. Так что только поэтому (а не по обращённым к ней человеческим мольбам) богиня Ариру (всевластная над плотью и почвой) сделала так, что совсем неподалёку от Урука Зверь-Сатир объявился.
Тем самым вся история человеческой цивилизации (пространство и время смешав) оказалась завязана в гордиев узел удивительной притчи.
В невысоких холмах Междуречья заблудился однажды охотник, младший сын одного патриарха: (словно бы) потерял он себя, а не только дорогу! И охота его (основная забота его) сегодня была неудачна: объявился неведомый Зверь, что всех прочих зверей беспокоил в округе. Разрушал все ловушки ловушки и капканы (людей на зверей); а следы его были подобны козлиным (только шаг и размер много больше).
Не спроста заблудился охотник: сам отправился Зверя искать! Шёл по следу, плутал, утомился. И решил отдохнуть у источника, что (в неведомом доселе месте) попался ему ему на пути (следы Зверя – прямо к источнику вывели).