Вечное возвращение. Книга 2

Еще за супом Арий Петрович терзался упорной мыслью: на кого похож Коридолин? Где встречал он эти наглые усы с циничной бороденкой, узкий нос и косой пробор? Лицо это давно известно, знакомо с детства. Арию Петровичу ясно было, что он жестоко простужен: окна открыты, везде сквозняки, начинается, должно быть, бред. И только после жаркого он вдруг вспомнил: да ведь это копия Наполеона Третьего!

Арий Петрович презрительно усмехнулся.

– Собственно говоря, моя специальность Пушкин, – рассказывал между тем Коридолин, прихлебывая бордо. – Барышни, наполняйте ваши чаши. Подымем бокалы, содвинем их разом! Ура! Вот так. Я пушкинианец. Сейчас у меня готовы две крупные работы: «Знал ли Пушкин по-португальски», это во-первых, и еще одна: «Нюхал ли Пушкин табак».

Девицы визгливо хохотали. Маргарита Титовна вытирала от смеха слезы.

– Я не шучу. Новейшая наука требует детальных подробностей при изучении поэзии. Даже Венгеров… Да вот вы, не знаете ли, кстати, Арий Петрович, откуда это? Пушкин пишет, что, мол, Сенковскому учить Дениса Давыдова все равно, что евнуху учить Потемкина. Цитата, собственно говоря, несомненно точная, но источник не указан.

Арий Петрович ответил огненным взором. Девицы переглянулись.

– То есть чему же учить Потемкина, Кир Кирилыч, я что-то не понимаю? – спросила Галочка Бух.

– Со временем поймете, барышня, времени много. Когда-нибудь все тайное окажется явным.

Коридолин захохотал. Арий Петрович, выражаясь слогом Козьмы Пруткова, не верил ушам своим. Оса влетела в окно и кружилась, звеня, над рюмками.

– А то вот еще загадочное местечко. Я ведь родом из Пензы. Там в старину держал театр помещик Гладков. Так Пушкин про него говорит: Гладков-Буянов, провонявший чесноком и водкой. Ну-с. Пензенская архивная комиссия…

Галочка взвизгнула и вскочила: оса ужалила ее в щеку. К счастью оказалось, что опухоль сделала Галочку интересней. Она успокоилась и тотчас решила, что будет собирать ос и давать им жалить щеки.

Арий Петрович потемнел. Лучшие чувства его поруганы, идеал оплеван. И он ничего не может сделать с пошляком, не может даже возразить ему. Цитаты из Пушкина, и обе вполне цензурны, а главное, и тетя Марго, и Нуся, и Женя, и Люля с Галочкой, и остальные двенадцать барышень – все пленены Коридолиным, все глаз не сводят с нахальных его усов.

– Кир Кирилыч, прочитайте нам что-нибудь из ваших стихотворений, – сказала Люля.

– Да, Кир Кирилыч, пожалуйста! Мы просим вас, Кир Кирилыч! Да, Кир Кирилыч, прочтите!

Коридолин поэт! Этого еще недоставало. Арий Петрович судорожно стиснул свою рукопись, ожидавшую под салфеткой. И тут же, совсем некстати, ему вспомнился «бедный немец».

– Собственно говоря, я автор пушкинской школы и чуждаюсь всех этих декадентских фокусов. Пожалуй, я прочитаю вам «Старый сад».

Все замерло. Арий Петрович взглянул на Женю. Она улыбалась.

– Ты так любила старый сад,
Глухой, запущенный и дикий,
Цветник, где роза и гвоздика
Струили сладкий аромат,
Травой поросшие дорожки
И бор тенистый вдалеке,
Где часто маленькие ножки
След оставляли на песке.

– Совсем Надсон, – прошептала умиленная Маргарита Титовна.

Барышни жадно и страстно глядели в лицо поэту. Женя потупилась. Галочка выставила укушенную щеку. Стихи лились и журчали:

– Я помню, как тяжелый сон
Обряд унылый похорон,
Гроб, свечи, саван погребальный,
И лик твой бледный и печальный,
И облетевший желтый сад…

Послышались вздохи. Кто-то всхлипнул. Люля простонала. Анна Павловна с рыданьем выскочила из-за стола и бурно бросилась по лестнице. Эта капля переполнила чашу.

Так продолжаться не могло. За столом сидели два Наполеона, Первый и Третий. Один был мрачен, как после битвы под Лейпцигом, другой сиял, точно готовился праздновать победу при Сольферино.

Глава пятая Блистательный позор

И вещий окоснел язык.

Коневской

Золотая вилочка звякнула о фарфоровую тарелку. Арий Петрович развернул рукопись.

Тридцать шесть глаз устремились на него, и во всех тридцати шести читалось одно и то же. Что именно хотели сказать глаза, могло бы остаться тайной, но, к сожалению, Коридолин лишен был способности притворяться и выразил с дерзкой откровенностью их общую мысль:

– А что, милейший collega, роман, да еще исторический… После обеда оно немного того… в большом количестве вещь нестерпимая.

Арий Петрович с достоинством скрестил руки.

– Можно не читать.

Он ожидал взрыва восклицаний, упреков, просьб: ничуть не бывало. Угрозу встретили молчанием, а молчание, как известно, знак согласия. Мало того, все барышни глядели в тарелки, видимо совсем не желая слушать.

Коридолин хихикал. Одна Маргарита Титовна, разомлевшая от жары, шампанского и стихов, преодолела зевоту.

– Нет, отчего же, Арик, прочти, мы послушаем…