Он был тренером в нашем клубе и обладал телом греческого бога. Каждая девушка в зале, с которой он заговаривал, чувствовала легкий прилив влюбленности, я видела это чуть ли не каждый день и вполне отдавала себе отчет в том, что профессиональные задачи требует от этого парня умения поддерживать это едва заметное напряжение, намек на возможность отношений просто для того, чтобы девушки почаще брали индивидуальные тренировки.
Но постепенно мне стало казаться, что именно ко мне наш греческий бог проявляет особую благосклонность. Довольно быстро мы дошли до главного. Для главного греческий бог выбрал один из небольших залов клуба, в котором детская группа занималась балетом. Там было меньше всего занятий, он располагался в тупичке на третьем этаже, за массажными кабинетами. Вечерами здесь людей было совсем мало, после десяти вечера народ или плавал в бассейне, или качался, или бежал домой. Мы проскальзывали в балетную, и там, на гимнастическом мате, перед огромным, во всю стену, зеркалом, я впервые в жизни пережила настоящее удовольствие от секса, от своего тела и тела моего партнера. Немаловажную роль в этом играло зеркало. Я смотрела в него как завороженная, и оно не давало мне забыть о том, какая я теперь на самом деле красивая и худая, а значит, достойная любви…
Влюбилась ли я в этого парня? Я уже говорила: я не знала и, пожалуй, не знаю, что такое любовь одного человека к другому. То, что я испытывала к мужчинам до сих пор, я иногда считала любовью, но на самом деле это была скорее зависимость. Я ходила в клуб почти каждый день, и почти каждый день мы уединялись в балетной хотя бы на полчаса. Если вдруг по какой-то причине наше свидание не могло состояться, я страдала. Но я изо всех сил старалась не демонстрировать переживаний своему возлюбленному.
В тот вечер я приводила себя в порядок в раздевалке бассейна и ждала его звонка. Бог позвонил и опять – уже второй раз за неделю! – отменил наше вечернее свидание, сославшись на страшную усталость. Я расплакалась. Вышла в холл клуба. День был праздничный, в такие дни народу в спортивных клубах совсем немного. Из зала для йоги доносилась тихая музыка, кто-то тихонько громыхал железом в зале для тренажеров, в кафе было пусто… Почему я решила подняться на третий этаж к балетному классу? Я до сих пор не понимаю. Кажется, я думала о том, что поднимаюсь на третий этаж за массажем… мысль о массаже улетучилась, как только я оказалась в знакомом коридоре, а еще через десять секунд перед знакомой дверью. Я стояла, затаив дыхание, и уже, кажется, знала, что увижу, если дверь окажется открытой. Легонько нажала ручку, дверь поддалась, и я увидела голую спину своего возлюбленного и над ним – грудь какой-то девушки. Я постаралась закрыть дверь как можно тише и так же тихо, стараясь ступать как можно бесшумнее, прошла по коридору и даже не стала вызывать лифт, чтобы не производить лишнего шума, а спустилась по лестнице на первый этаж и быстро вышла на улицу.
Я казалась себе спокойной, пока не обнаружила, что лицо у меня – мокрое от слез и они продолжают литься из глаз. Боль то нарастала, то отступала. Результатом этого ужасного страдания стало решение: «Я больше так не могу. Я больше так не хочу. Я сделаю все, чтобы было иначе».
Утром я написала психотерапевту, телефон которого мне как-то, устав от моего нытья, дала приятельница. Мне даже довольно быстро нашлось место в ее расписании.
Через неделю я шла на свой первый в жизни сеанс психотерапии. В голове моей, невесть откуда взявшись, звучала в такт шагам вывалившаяся из глубин школьной памяти строчка: «Усталый раб, замыслил я побег».
«Я бы к себе не подошла».
Что мы получаем в наследство от своих матерей и что делает их зависть с нашим телом– Я к себе бы никогда не подошла! – моя новая знакомая произносит эти слова с такой убежденностью, что хочешь не хочешь, а ловишь себя на безотчетном желании тут же с ней согласиться. Между тем ничего отталкивающего или уродливого в ее внешности нет. Наоборот, она кажется довольно привлекательной женщиной. Среднего роста, среднего телосложения, аккуратная голова на длинной грациозной шее, ноги стройные, это видно, несмотря на то что женщина одета в свободные, модные брюки… Сейчас ее лицо искажено страданием, но и в его чертах нет ничего отталкивающего. Я смотрю на нее, а она тем временем повторяет еще раз: