Все маленькие девочки бесконечно влюблены в свою маму. Маруся – маленькая, ей всего четыре года, и она не исключение. У мамы яркие синие-синие глаза, пушистые ресницы, длинные волосы, высокие каблуки и такие красивые, модные брюки… Мама держит маленькую Марусю за ручку, они идут по улице к метро, торопятся, спешат на концерт. Маруся смотрит на маму, видит снизу ее веселое, красивое лицо и буквально не может оторвать от него взгляда… Она так увлечена мамой, что не слышит, как та уже третий раз повторяет: «Маруся, смотри под ноги, кому говорю, Маруся, смотри под ноги»… Но Маруся не может смотреть под ноги – она смотрит на маму и не видит, как приближается к лужице, совсем небольшой лужице. «Маруся!» – успевает крикнуть мама, но все равно поздно: дело в том, что Маруся именно в этот момент от восторга – они с мамой идут на концерт, и мама такая красивая, а у Маруси на ногах красивые белые туфельки и платьице с юбкой, как у балерины! – именно в этот несчастный момент она подпрыгивает и падает в эту самую лужу, падает, несмотря на то что мама пытается задержать ее. Но лучше бы маме этого не делать, потому что Маруся все равно оказывается в луже, да и мама одной своей красивой туфелькой въехала в противную жижу. Белые Марусины туфельки тут же набрали в себя воды, юбка-пачка моментально промокла… Маруся рыдает, но без звука, просто по ее лицу катятся одна за другой слезы, а мама, ее красивая, добрая, самая лучшая на свете мама, смотрит на нее страшными, злыми глазами и шипит, дергая за руку: «Ты что наделала! Я же тебе говорила: под ноги смотри, уродина, под ноги!»… Дальше воспоминание обрывается.
До самой юности Маруся почти никогда не видела, как мама переодевается. Квартирка у них была крохотная, одна комната, кухонька на два шага и такая же крошечная ванная… Мама спала на большом диване в нише, а Маруся – на маленьком, который примыкал изголовьем к маминому. Но Маруся никогда не видела, как мама переодевается, – вот что удивительно. Кроме одного-единственного раза. Марусе – семь лет, она только-только пошла в первый класс, утром она спешит побыстрее одеться и позавтракать, чтобы бежать в школу. И вот всего шесть часов, Маруся тихонечко встает, аккуратно перелезает через спящую маму и бежит в ванную, умываться. А когда возвращается, видит, как мама, стоя к ней спиной, лицом к открытому комоду, сбрасывает пижаму. Маруся удивленно хлопает ресницами, потому что мама у нее, оказывается, наполовину жирафа: нижняя часть ее тела, с одной стороны примерно до пояса, а с другой – почти до лопатки, – в пятнышках, и пятнышки эти разной формы и разного размера. Маруся тихонечко подходит поближе и протягивает руку к маминому телу… Мама оборачивается, и глаза у нее становятся колючими и жалкими, сгорбившись и сжавшись, она отступает от Маруси и поспешно натягивает на себя пижамные штаны: «Маруся, ты зачем здесь? Иди, иди, нечего тебе тут…»
– Мамочка, почему ты в пятнышко? Ты жирафа? – простодушно спрашивает Маруся и снова протягивает к маме руку. – Можно я потрогаю?
– Нет! – мамин голос звучит слишком резко, лицо ее искажено гримасой. – Не надо ничего трогать! Никакая я не жирафа, это просто ожоги…
– Ожоги? – Маруся не понимает.
– Да, да, ожоги…
– Ты горела?! – глаза Маруси наполняются ужасом.
– Господи, нет, нет, не горела… Маруся, убери руки, не трогай меня. Пожалуйста. Я не горела. Это кипяток. Я перевернула на себя большую кастрюлю. Мне было тринадцать лет… Это было на даче… Дедушка отвез меня в больницу, мне повезло, что рядом был ожоговый центр, это такая специальная больница… Все хорошо, но у меня теперь вот такая кожа, это очень неприятно… Не трогай меня, я сказала! – в последней фразе мама сорвалась на крик, и Маруся, собиравшаяся обнять свою самую красивую мамочку-жирафу, испуганно отпрыгивает. Мама хватает одежду и убегает в ванную. Маруся остается одна, ей нехорошо и неуютно, как будто она сделала что-то плохое, стыдное. Но она не понимает что. Ей хочется все исправить, ей жалко маму, которую она расстроила и обидела, и, когда мама выходит из ванной, Маруся снова подходит к ней, чтобы обнять. Мама уже оделась, в джинсах и джемпере она больше не жирафа, но Марусины руки она все равно от себя отстраняет, как будто ей неприятны ее прикосновения…