Вечность на двоих

— Это ему, майор. То, что он просил меня найти.

Ему. Он. Адамберг.

Данглар взглянул на Эсталера, даже не пытаясь вникнуть в его слова, и быстро нажал на кнопку громкой связи. Уже стемнело, и дети ждали его к ужину.

— Комиссар? Эсталер тут что-то вам принес. Сейчас придет, — сказал он, обращаясь к молодому человеку.

Эсталер стоял не шелохнувшись, с протянутой рукой.

— Расслабься, Эсталер. Пока его нет. Он медленно передвигается.

Когда минут через пять Адамберг вошел в комнату, Эсталер практически не изменил позу. Он ждал, и надежда превратила его в соляной столб. Он повторял про себя фразу комиссара, произнесенную на коллоквиуме: «Возьмите с собой Эсталера, у него глаз — алмаз».

Адамберг изучил трофеи на ладони молодого человека.

— Лежали и только нас и ждали, да? — улыбнулся он.

— Снаружи, у самой двери, слева от ступеньки.

— Я знал, что ты мне их принесешь.

Эсталер выпрямился со счастливым видом птенца, вернувшегося из первого полета с дождевым червяком в клюве.

— Езжайте в Монруж, — решил Адамберг. — У нас остался всего один день, придется работать ночью. Отправляйтесь туда вчетвером, а лучше вшестером. Жюстен, Меркаде и Гардон поедут с тобой. Они сегодня дежурят.

— Меркаде дежурит, но в данный момент спит, — напомнил Данглар.

— Тогда возьми Вуазне. И Ретанкур, если она снизойдет до второго путешествия. Она, если захочет, может прожить без сна, сидеть за рулем десять ночей подряд, пересечь Африку пешком и догнать самолет в Ванкувере. Преобразование энергии — великая вещь.

— Я знаю, комиссар.

— Обшарьте все парки, скверы, аллеи и пустыри. Не забудьте про стройки. Отовсюду привезите образцы.

Эсталер бросился вон, сжимая в кулаке свое сокровище.

— Хотите, я тоже поеду? — спросил Данглар, выключая компьютер.

— Нет, идите кормить ужином детей, и я займусь тем же. Камилла играет в Сент-Юсташ.

— Я могу попросить соседку покормить их. У нас остались всего сутки.

— Глаз-алмаз справится, и ему помогут.

— Почему, как вам кажется, Эсталер так пучит глаза?

— Наверное, в детстве что-то такое увидел. Мы все в детстве что-то такое видели. Некоторые после этого слишком широко открывают глаза, другие толстеют, у третьих туман в голове или…

Адамберг запнулся и мысленно послал подальше рыжие пряди Новичка.

— Думаю, Эсталер сам нашел эти камешки. Думаю, Ретанкур было наплевать, и она выпивала с Новичком. Пиво, скорее всего.

— Скорее всего.

— Я все еще ее раздражаю порой…

— Вы всех раздражаете, комиссар. Что, она исключение?

— Всех, кроме нее, — вот такой расклад меня бы устроил. До завтра, Данглар.

Адамберг вытянулся на своей новой кровати, положив себе на живот младенца, который вцепился в него, как обезьяний детеныш в отцовскую шерсть. Оба были сыты, умиротворены и молчаливы. И оба утопали в необъятном красном пуховом одеяле, подаренном второй сестрой Адамберга. Монахиня на чердаке не подавала признаков жизни. Лусио Веласко не преминул исподволь расспросить его о присутствии Клариссы, и Адамберг успокоил его.

— Я расскажу тебе одну историю, сын мой, — сказал Адамберг в темноту. — Тоже про горы, но без opus spicatum. Надоели нам эти стенки хуже горькой редьки. Я расскажу тебе сказку про горного козла, который познакомился с другим козлом. Имей в виду, что козлы не любят, когда к ним приходят их братья по крови. Они любят других зверей — зайцев, птиц, медведей, сусликов, кабанов — кого угодно, только не себе подобных. Потому что пришлые козлики хотят отнять у них землю и жену. И бодаются огромными рогами.

Тома пошевелился, как будто вник во всю сложность ситуации, и Адамберг сжал в руке его кулачки.

— Не беспокойся, все кончится миром. Но сегодня меня чуть было не забодали. Тогда я боднул в ответ, и рыжий козлик убежал. Ты тоже научишься бодаться, когда вырастешь. Горы тебе помогут. Не знаю, хорошо это или плохо. Но это твои горы, что ж теперь делать. В один прекрасный день рыжий вернется и снова нападет на меня. Мне кажется, он в ярости.

Сказка усыпила Адамберга раньше, чем ребенка. Прошло полночи, а они так и лежали, не шелохнувшись. Внезапно Адамберг открыл глаза и протянул руку к телефону. Ее номер он знал наизусть.

— Ретанкур? Вы в постели или в Монруже?

— А вы как думаете?

— В Монруже, месите грязь на стройке.

— На пустыре.

— А остальные?

— Кто где. Ищем, подбираем.

— Общий сбор, лейтенант. Вы где?

— У дома 123 по проспекту Жан-Жорес.

— Никуда не уходите. Я еду.

Адамберг потихоньку встал, надел брюки, пиджак, повесил ребенка на живот. Пока он будет держать одну руку на его голове, а другую — на попке, Тома не проснется, можно даже не волноваться. И пока Камилла не узнает, что промозглой ночью он повез сына в Монруж погулять в дурной компании легавых, все будет замечательно.

— Ты-то уж меня не продашь, а, Том? — прошептал он, укутывая его в одеяло. — Не говори ей, что мы отправились в ночной поход. У меня нет выбора, у нас остался всего один день. Пошли, зайка, спи спокойно.

Через двадцать пять минут Адамберг вышел из такси на проспекте Жан-Жорес. Подчиненные уже ждали его, сбившись в тесную кучку на тротуаре.