Читаем Вечность номер пять (сборник) полностью

расплющщены кроны, оранжевый львенок, на холке

верблюда так пего, и иссине-синие полосы зебры:

Лестница в небо там где ты не был, Бог.

Клеканьем пение бабы бездонной об звоны косы

на лоскуты бурой в испарине пашни под шаром

червоным в цвету васильковом ложится... все...Домик!

И лестница к гнездам там где ты создал вакуум

Бог.

18.

"Однажды какая под дубом"

Однажды, какая под дубом,

в старинном парке

не добежав в авто до Дома (*)

на речке "Карповке"

я вдруг взглянул натужась вверх

в весенний воздух

передо мной стоял, во-первых,

дуб с глазом-мозгом

а по краям его в охапку

ресницы-розги,

под очень странными углами

висело небо,

а во вторых рядах, за дубом

Бугру с колхоза

за корешок в тепле давала

цель жизни Роза,

склонив пожухлую головку,

в "пальто" - занозы.

Я очень классно удивился

как-будто Бродский

и покраснев потупил взгляд

на лужу плоскую

она даря траву-мочало

ледком подернувшись

как много лет тому назад,

молчала...

- "Мама"!...И я заплакал...

Мозг заворчал:

"Блок

тут же

какал."

(*) В этом доме, на Пряжке, напротив "Желтого", жЫл Александр Блок.

19.

"Предчувствие сенсации" (исповедь папарацы)

Залив, ряды рыбацких сетей. Темнеет. Банька.

Да в соснах ветер. Фосфоритически луна

об днища лодок, что перевернуты, конечно, в воду

эфира неба, глядит, глядит - желток на беже

блеснет вдруг молния стеблем, в излом, коленом

переходя в бутоны астры на верху неба, и освещая

дорожку к Раю от стекла, в хрустальной вазе

да криво плачущую иву у самой глади, и облачкА

они уложены зефиром, в прямоугольнейшей коробке

Бог вдалеке, на горизонте, сидит на пробке

бутылки с Джином, упавшей с Огненной земли

на бок гольфстрима, в пучки завязанные сны

в верхушках сосен, да волны (их в воду бросили)

плывут к дощатому причалу, спадают хлюпнув

мотая в стояки у дна мочало - морскую брюкву

в песке, у илистой полянки лежит колечко

У баньки пес сторожевой, в овечьей шкуре

Бог с посохом, бежит на встречу, кудахчут куре

далiко... Сейчас что-то будет.

20.

"прощанье, на шару".

Догорает в камине компьютер-тетрадь

и змеиный язык распускает огонь

обжигая бересту до в стиле "ампир"

статуэтки "Венера на Клоне".

Затекает пластмасса цевьем в сапоги

застывая броней ахилесовых пят

На камине бакс стелет дорогу часам

и обратно бежит циферблат.

Ты забудь меня Русь у камина в степи

пепелище, труба - мой языческий Бог

Образ Тени колышет пусть в пятом углу

и плющем по земле люд-горох....

Ты прости меня, Родина, - еб твою Мать!

Мать - Надежду в рот маковых Роз

положить не забудь на могилку мою,

на отныне и там говна воз.

Истлевает от жара гробов моих рать

шевелясь паутинами крыл

из трубы, на шару, поднимаюсь студясь

на гору, что себе я сам вырыл...

21.

"Поэтам вРио визу не дают".

Великой тайной жизни окружОн

я, следуя за тенью древних стен

по кругу, чуть касаясь их плечом

по колее от дышащих машин

сбиваясь на трусцу когда темно

становится - то солнце за крестом

взлетая над травою на вершок

когда стучится в спину мой мешок.

Бегу за очертанием своим

столь юным, столь беспечным, молодым

Встал. Выпил из горла портвейну "Херес"!

Кричу:"Свободу Анжеле Дэвис!"

И тени разбежались по святым!

И стены отвалили мне кирпич!

Я кинулся в фонарь на Брайтон Бич

Из Питера! В аптеку! Скипидару!

Я жизни предпочел смертельный шик

пробежки вдоль наклоненной стены

по кОлее от Дела до Молвы.

Составь мне Ведьма в рио-рито пару.

22. "Цветочек в вазочке..."

Цветочек в вазочке, на блюде устрицы,

вид на Гороховую в о'кна, в "Обусе"

юбчонку мини и меня в носках до икр

да, было видно всем: расцветка "тигр"...

По тротуару человечек в шляпе с тросточкой

Ну елы - Чаплин Ч., глядит на завитОк за мочкой

твоей,

он в центре лужи замер, поднял

фалды польто

а за его спиной, на тросе дО неба,

ничей,

качает ночью мая маятник Фуко. "Клико!",

ты цокнув, пальчиком об пальчик.

Хохо! Хохо

чем не

"Огни Большого Города Санкт-Петербурга"?!

...Все так и было, господа, был "первомая рОддом".

Весна и очень.

И симпатичный ресторанчик. Напились в осень,

среди веков,

сидели двое под столом, на маятнике

"фУков".

Он помогал дышать, держал коленки

в рУках. Кричал "аборт, аборт!"

Потом по лужам бежевым бежали. Она:

"Апорт, апорт...!". И город был

как-будто корт...

23.

"Пиковая драма".

Два по двести и занюхать рукавом

встать и крикнуть - "бляди, суки, я живой!"

и со сломанным высоким каблуком

танцевать цыганку танго, под мелодь

и на щипанные пялиться две (?) брови.

Питер. Сорок первый. Лето. Подиум.

Два по двести - на спидометрах, Бог ловит

между "лево-право стереодорогой"

широко расставив, бритых, обе, ноги

Получая крышей мессера по яйцам....

Х*й, два нимба, распальцованные пальцы,

Утро, сводка "Происшествия". Похмелье...

Два по двести и занюхать руко-перьями

встать и крикнуть - "бляди, суки, я Онегин!"

И "Татьяна" стала б девой молодой

И петлею в бесконечность б юный Невский....

- Этот сон ты видел-видел, марш б... домой!

Питер. Выстрел. Сорок первый. Достоевский

в амбразуре, с замурованными пальцами!

Клон помилован, распята жизнь на фрески:

две по двести, шик, корона, клоун "Гальцев"

"Три трамвая на привале". "Шыпр". Лески

от моста до глади водной, проводами, под углами...

а на дне лежит Распутин!

А на небе - раз, "Путин"! Два - "Путин"! Три - "Путин!"

Это звезды!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Река Ванчуань
Река Ванчуань

Настоящее издание наиболее полно представляет творчество великого китайского поэта и художника Ван Вэя (701–761 гг). В издание вошли практически все существующие на сегодняшний день переводы его произведений, выполненные такими мастерами как акад. В. М. Алексеев, Ю. К. Щуцкий, акад. Н. И. Конрад, В. Н. Маркова, А. И. Гитович, А. А. Штейнберг, В. Т. Сухоруков, Л. Н. Меньшиков, Б. Б. Вахтин, В. В. Мазепус, А. Г. Сторожук, А. В. Матвеев.В приложениях представлены: циклы Ван Вэя и Пэй Ди «Река Ванчуань» в антологии переводов; приписываемый Ван Вэю катехизис живописи в переводе акад. В. М. Алексеева; творчество поэтов из круга Ван Вэя в антологии переводов; исследование и переводы буддийских текстов Ван Вэя, выполненные Г. Б. Дагдановым.Целый ряд переводов публикуются впервые.Издание рассчитано на самый широкий круг читателей.

Ван Вэй , Ван Вэй

Поэзия / Стихи и поэзия
Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия