Вечность сумерек, вечность скитаний

Каждый из благородных родов имеет свою родовую тайну. Чем древнее род, тем больше тёмных делишек и чёрных дел повисает на ветвях генеалогического древа. Казалось бы, нет ничего проще, чем просто предать их забвению, но каждое семейное предание, повествующее о всяческих мерзостях и кровавых драмах, с величайшим тщанием передаётся из поколения в поколение.

Чья-то запись на полях справочника «Сто древнейших родов империи»

Может быть, никто из её предков и не был здесь ни разу за те четыреста с лишним лет, прошедших с тех пор, как император Гиго Доргон I Освободитель вручил одному из своих сподвижников, легендарному Орлону, грамоту на владение всеми землями между Серебряной долиной и Альдами… Здесь, в этих каменоломнях, могло быть лишь нечто такое, что может пригодиться раз в сотни лет, и пользоваться этим можно лишь тогда, когда судьба не оставляет иного выхода.

Ута смутно помнила всё, что происходило с ней до того дня, когда она последний раз видела отца, но само расставание запомнилось ей во всех деталях. Стоило закрыть глаза – и сквозь пелену прошедших лет проступала медленная одинокая слеза, стекающая по глубокому косому рубцу на впалой щеке, плотно сжатые губы и спокойные, холодные, непроницаемые глаза. Лорд Робин посадил её себе на колени – последняя скупая отцовская нежность… А потом: «Иди. Иди и не оглядывайся…» И невозможно ослушаться… И нет сил идти…

И ещё одно воспоминание крепко засело в памяти. В завещании Орлона, первого лорда Литта, грозного воителя, истребившего в этих землях заносчивых альвов, ясно сказано: каждый из его потомков может взять из сокровищницы лишь то, без чего нельзя обойтись, а если в том не случится крайней нужды, то пусть сокровищница остаётся неприкосновенной. Отец не раз повторял ей это, едва она начала понимать значения слов. Возможно, лорд Робин сам так ни разу и не побывал здесь, но ему вполне могла достаться какая-нибудь вещица из тех, что взял из сокровищницы кто-то из предков. Взял – и не смог воспользоваться… Иначе непонятно, как целая армия горландцев в одно мгновение смешалась с дорожной пылью.

Ута смотрела на бронзовую дверь и в который раз спрашивала себя: а не поторопилась ли она прийти сюда? Она даже не знала, что ей стоит отсюда взять… Судя по тому, что сокровища стережёт зай-грифон, существо, которое едва ли попадалось на глаза кому-нибудь из ныне живущих людей, этот тайник был устроен ещё альвами, и всё, что может быть скрыто за этой дверью, лежит там с той поры, когда люди были рабами голубокровых. Военная добыча Орлона ди Литта досталась его потомкам, и теперь только за этой дверью осталось то, на что можно рассчитывать в борьбе за трон и замок. Конечно, есть верный Франго, а в селищах Литта ещё найдётся немало простолюдинов, которые возьмутся за топоры, если поверят, что можно победить белолицего злодея, неправедно овладевшего наследством благородных лордов… Но, прежде чем начинать войну или поднимать бунт, нужно и самой точно знать, что ведёшь людей не на смерть, а к победе. Знать или хотя бы надеяться… В конце концов, стоило ли проделывать весь этот путь, протискиваться сквозь леденящий ужас темноты, подвергать опасности себя и своих спутников только ради того, чтобы вот так постоять перед этой дверью и отправиться назад сквозь ту же темноту, наполненную скользкими липкими призраками, которые могут напугать кого угодно, даже храброго воина, даже старика, готового к смерти. Наверное, страх смерти легче перенести, чем страх неизвестности – когда случается смерть, страх, скорее всего, уходит… Но и сейчас Ута ощутила, что недавние страхи уже покинули её. На смену им пришло чувство досады – ужас, через который ей пришлось пройти, был недостоин дочери лорда, наследницы Литта. Всего того, что она испытала за последние годы, оказалось мало, чтобы перестать быть маленькой и слабой… Если гномик откликнулся на её зов, значит, кто-то там, за пределами зримого мира, и сейчас продолжает считать её ребёнком, девочкой, которая сама себе кажется взрослой.