А о поэме поэта старшего поколения Василия Радаева «Сияжар» «даже возникла несколько лет тому назад целая дискуссия, считать ли его мордовским народным эпосом (третьим финно-угорским – наряду с “Калевалой” и “Калевипоэгом”) или авторским произведением?».
Раздел о мордовских писателях завершается стихами Константина Смородинова в память знаменитого скульптора с трагической судьбой, Эрьзи:
В. Абрамов. «Мордовское национальное движение» (Саранск, 2007)
Книгу можно было бы назвать иначе: «Краткая история мордовского народа». И она написана самым авторитетным лицом в сфере данных проблем, какое только можно найти.
Сын самого крупного из мордовских писателей, Кузьмы Абрамова (автора увлекательного исторического романа «Пургаз»), Владимир Кузьмич Абрамов, доктор исторических наук и заведующий кафедрой новейшей истории народов России в Мордовском государственном университете, не лишен притом поэтического таланта, весьма полезного для историка: его изложение материалов всегда живо и интересно, никогда не утомляя читателя.
А история самого большого финно-угорского племени России тесно связана с судьбою нашей страны в целом, и ни один настоящий русский патриот не может оставаться к ней равнодушен. Тем более что она своеобразна и оригинальна, имея свой особый характер среди маленьких народностей, вошедших с давних пор в состав нашего государства.
Например, в отличие от других, мордовский народ присоединился к России не через завоевание, а путем свободного союза.
Его участь определялась тем, что он оказался между двух огней: монгольскими завоевателями и ширившимся Московским Княжеством. Не без колебаний и военных столкновений, вожди Мордвы сделали трезвый выбор, и в 1551 году мордовские князья приняли в Свияжске присягу на верность русскому царю.
Как комментирует автор, в результате: «Среди мордовских княжеских родов, вошедших в господствующий слой России, было немало фамилий, оставивших заметный след в истории страны: князья Баюшевы, а также Еникеевы, Кугушевы, Тенишевы и многие другие. Один только род графов Мордвиновых, например, дал государству целый ряд выдающихся деятелей: министров, сенаторов послов, генералов и адмиралов, деятелей науки и искусства».
Титаническая фигура мордвина патриарха Никона свидетельствует о том, как близко приняла мордва к сердцу новую веру, в делах которой, как видим, сыграла и свою роль.
Абрамов жалеет об оставлении ею прежней религии: но ведь в реальности, та, при всей своей поэтичности и красоте не могла удовлетворить интеллектуальные запросы развивающегося народа. Что до того, что христианство вводилось частично насильственно, – этого бедствия не избежали и русские, как множество других народов; но это был несомненно важный шаг в развитии культуры и общественной жизни.
Итак, в начале «местные князья, дружественные Москве, сохраняют свои вотчины, долю в налогах и даже свои дружины». Как замечает автор, «отрыв местной знати от племенных корней» имел постепенный и долгий характер. Жаль, что он не уточняет; вот по его же сведениям при переписи 1897 года в 10 губерниях 34 дворянина указали как родной мордовский язык. Вероятно, это зависело от сохранения связи с начальной территорией, где находились их исконные поместья.
Как мы знаем, мордва, в отличие от русских крестьян, избежала крепостного права, оставаясь вольной. К сожалению, лишь частично: иным помещикам удавалось, вопреки закону, закрепостить в отдельных местах коренное население. «Правительство боролось против захватов и наказывало виновных… отбирало захваченные земли…» Но громоздкий царский административный аппарат не всегда оказывался эффективным…
Трагическую страницу в прошлом мордвы составляет ее массовое участие в разинщине и пугачевщине, с огромными потерями людьми, сперва в боях, а потом при усмирении.
Вопреки Абрамову, мы не видим тут проявление национального сопротивления. Ведь нигде даже не упоминалось о какой-либо попытке создать или возродить мордовское царство или мордовское княжество! Пугачевцы стояли за русского царя, только царя-то фальшивого (и даже неправдоподобного; удивительно, если могли в его подлинность искренне верить!).