Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Курьезный феномен религиозного реформаторства представляла собою деятельность «пророка» Кузьмы Алексеева, в начале XIX века. Но и тут национальные чувства не вполне убедительны.

Терюшевский проповедник ратовал не за восстановление старой веры, а за какую-то особую и свою собственную (за что и поплатился ссылкой в Сибири) с элементами иудейской («царь Давид») и христианской («Николай-угодник») религий.

К числу очень интересных страниц книги принадлежит картина зарождения и развития мордовской просветительской интеллигенции, при активном участии духовенства: создание народной письменности, а затем и литературы на ней и оживления любви к своей национальности и ее культурным традициям, связанные с именами И. Евсеева, А. Юртова, и, в несколько другом виде И. Ильминского.

Дальше мы вступаем в зловещую эпоху коммунизма, и тут многие страницы Абрамова словно бы кровью написаны и звучат нестерпимой болью за свой родной народ.

Коллективизация, раскулачивание, партийные чистки и расстрелы, концлагеря и подавление до глубины свободной мысли и творческого духа…

Деловито и обстоятельно, опираясь на статистику, мордовский историк разоблачает ужасы советского строя.

Согласимся с ним, что для мордвы (как и для других малых народов СССР) большевизм был даже страшнее чем для русских – сильных многочисленностью: их народности стояли перед угрозой полного уничтожения. В этом разделе его труда, должны признаться, мы часто чувствуем себя дальше от позиций Владимира Кузьмича, его мировоззрения и мировосприятия.

Когда он произносит трафаретные фразы о достоинствах «ленинской политики», или о «достижениях советского строя», – ощущение, что он еще не полностью освободился от иллюзий, навязывавшихся большевиками порабощенному ими народу и в особенности интеллигенции.

Что уж искать светлые проблески (хотя они, понятно, тоже были) в море кошмара, страданий и черной несправедливости, каковые представляет собою большевицкий режим! Почему не сказать правды, что он решительно плох и несет чудовищные бедствия странам и народам, которые надолго или пусть на миг попадают в его лапы!

Это особенно чувствуется во второй половине его труда. Но не обойдем вниманием и некоторых концепций в первой. В частности, предвзятое и слишком строгое отношение к дореволюционной России и ее внутренней и внешней политики.

При власти большевиков все были принуждены и обязаны следовать именно такой линии; но теперь? При том минимуме свободы, каким пользуются люди в послесоветской России, – не пора ли бы отказаться от подобных стандартов?

Иногда Абрамов просто очевидным образом неправ. Возьмем такое место:

«До начала XIX века Россия практически не знала деления по национальностям… Мордвин Никон мог стать Патриархом всея Руси, потомок татарского мурзы Годунов-царем, не говоря уж о роли остзейских немцев в истории России и др. А когда Николай I в рамках идеи “официальной народности” разделил население на великороссов, малороссов, белороссов и прочих “недороссов”, было нарушено этническое единство страны».

Разве роль остзейцев уменьшилась при Императоре Николае I? Вспомним Бенкендорфа и Дубельта! А позже армяне Делянов и Лорис-Меликов стояли на самом что ни на есть верху! Как в армии граф Келлер и Хан Нахичеванский, и множество поляков и грузин. И вот о чем он говорит сам, но прежде, академику В. Ключевскому мордовское происхождение в карьере не препятствовало!

Ну, разумеется, отдельные сомнительные утверждения не меняют факта, что перед нами книга исключительной ценности и написанная с высоким мастерством.

Которую мы от души рекомендуем всем читателям, кого интересует история России и входящих в нее многообразных племен и народностей.

Эти последние суть богатства нашего отечества. Не зря русские цари любили в торжественных случаях собирать представителей разных национальностей от самоедов до туркмен в живописные и столь красноречивые группы!

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 17 ноября 2007 г., № 2831, с. 2.

Две точки зрения

В книге «Под сенью волшебной горы» (Москва, 1974) Юрий Рытхэу[187], русский писатель, чукча родом, описывая свою поездку в Канаду, видит в чрезвычайно мрачном свете положение коренных жителей этой страны, индейцев и эскимосов.

«Свидетельства о бедственном положении эскимосов за рубежами нашей страны часто появляются в печати».

«Из каждой тысячи новорожденных эскимосов умирает в младенчестве почти двести детей. Это почти в десять раз больше, чем умирает новорожденных у белого населения в провинции Онтарио».