Читаем Вечные ценности. Статьи о русской литературе полностью

Читая эту замечательную работу, все время вспоминаешь И. Л. Солоневича. Не потому, чтобы мысли были те же, но потому, что они изложены с тем же блеском, с теми же оригинальностью и смелостью. Хотя мысли-то часто весьма простые, самоочевидные, и даже не новые; однако выразить их в наше время – достаточно трудно, и требует немало отваги и решимости.

Автор предпринимает, – особенно, в начале книги – то самое обезвздоривание, каким некогда занимался Иван Лукьянович: разбор и разрушение трафаретов левой интеллигенции (здесь они более вежливо обозначены как стереотипы), которые монотонно повторяются в печати и, к сожалению, оказывают сильное влияние на массы, причем равно в СССР, в эмиграции и во внешнем мире.

Он разоблачает, например, мифическое представление о старой России как о царстве дворянско-помещичьем, показывая непреложно, что большинство дворян к моменту революции не владели земельной собственностью; а значительная их часть, – и никогда, получив дворянское звание за военные или служебные заслуги.

Рассказывает он и то, что в Белом Движении было вовсе уж мало людей, обладавших поместьями или хотя бы капиталом; что фактически костяком добровольческой армии являлась молодая интеллигенция, облаченная в военную форму.

Не все главы книги имеют одинаковую ценность, хотя она вся целиком интересна и проглатывается с увлечением.

О красном терроре, начиная с революции и по наши дни, мы, в зарубежье, знаем подробно, и никаких для него извинений не допускаем. Посвященные его обличению страницы нужны, быть может, тем, кто провел всю жизнь под советским игом (хотя и то: неужели имелись такие, кто давал себя на сей счет обманывать?).

Много места отведено литературной полемике, в процессе коей Волков раздает удары как врагам, так и друзьям, – Евтушенко, Кожинову (который, тем не менее, составил сочувственное предисловие к его книге!) и Солоухину.

Несколько удивляет его атака против Т. Глушковой: все то, что мы из ее высказываний покамест знаем, было скорее симпатично. Во всяком случае, нужно быть основательно в курсе нынешней под-советской литературной жизни, чтобы по-настоящему понимать данные страницы.

Что писатель подметил совершенно верно, и что применимо не только к литературе, но и к политике, это причудливый и неустойчивый характер всех более или менее теперешних союзов, группировок и объединений на территории прежнего СССР: люди, сходящиеся в одних пунктах, часто расходятся в других, так что подлинного единомыслия у них отнюдь нет.

К числу основных идей Волкова принадлежат горячий патриотизм и забота о неделимости России. К несчастью, мы знаем, что за короткий срок, прошедший с выхода в свет его книги и по настоящий момент, расчленители добились серьезных успехов. Окончательных ли? Вот вопрос…

Опровержение русофобии и, как он сам выражается, «национального нигилизма» некоторых интеллигентских кругов русского общества составляет наиболее удачную часть размышлений автора.

Выпишем одно из его возражений своим идеологическим противникам: «Опорой и носителем тоталитарного сознания, как уже говорилось, в этих построениях предстает русское крестьянство. Но… крестьянство действительно поддерживало власть, но власть вполне определенную, конкретную – традиционную авторитарно монархическую власть “божьего помазанника”, освященную незыблемым моральным законом, высшим духовным авторитетом и вековыми традициями, а вовсе не всякую власть по принципу “что ни поп – то батька”… Если все дело в “мужиках-богоносцах”, то отчего бы это новый узурпатор так нехорошо с ними обошелся, изведя их под корень?.. Не совсем понятно, кстати, почему крестьяне, словно созданные для колхозов, никак не желали добровольно туда вступать?»

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 8 августа 1992 г., № 2192, с. 2.

С. Волков. «Русский офицерский корпус» (Москва, 1993)

Сам автор так формулирует цели и задачи своей, безусловно, важной и ценной работы:

«До недавнего времени офицерский корпус русской армии рисовали обычно в мрачных тонах. Да и как иначе: офицеры были ядром, душой Белого движения, которое на полях Гражданской войны отстаивало идею великой России. В этой битве они приняли на себя главный удар, они же стали основным объектом красного террора. Лишь сравнительно небольшой их части удалось спастись на чужбине. Что ожидало их на родине, показывает судьба многих тысяч офицеров, поверивших на слово некоторым большевицким лидерам и оставшихся в Крыму, после эвакуации русской армии: почти все они были зверски истреблены».

Поэтому понятно, что: «Целенаправленно убивалась и память о них. Уничтожалось все, что было связано с “царскими сатрапами”».

Еще бы: «Русский офицер, с точки зрения идеологов новой власти, был просто преступником».

Перейти на страницу:

Все книги серии Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ

Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»).

Григорий Померанц , Григорий Соломонович Померанц

Критика / Философия / Религиоведение / Образование и наука / Документальное