Читаем Вечные ценности. Статьи о русской литературе полностью

Автор задает себе вполне уместный вопрос: «Так что же и откуда мог знать средний “советский человек” о русском офицерстве, представление о котором формировалось под влиянием тенденциозных кинофильмов и такой же литературы?..» А о литературе этой он справедливо отмечает: «Усилиями целой плеяды “пролетарских писателей” от В. Билль-Белоцерковского[301] до Л. Соболева создавался карикатурный портрет российского офицерства как скопища негодяев и подонков – злейших врагов “трудового народа”».

Книга Волкова и призвана дать, в новых условиях, подсоветскому читателю правдивую информацию об истории российского офицерского корпуса, от его возникновения и вплоть до революции. И надо сказать, что он свое намерение сумел осуществить как нельзя более блестящим и обстоятельным образом.

Даже, казалось бы, сухие статистические и фактические данные изложены так, что читаются с не слабеющим интересом; а многое из них почти всем, кроме специалистов, будет новым и может порою оказаться полезным.

Предлагаемую им картину хорошо дополняют многочисленные иллюстрации, представляющие форму, ордена, вооружение и другие детали, которые трудно передать одними словами.

Насколько полно и тщательно разработаны в труде С. Волкова все аспекты разбираемого им предмета, можно судить по оглавлению: «Офицерство и общество»; «Путь в офицеры»; «Подготовка и обучение»; «Прохождение службы»; «Благосостояние и быт»; «Военные чиновники»; «Социальный облик»; «Идеология и мораль»; «Офицеры и русская культура».

Даже для людей вовсе неосведомленных после прочтения данной работы все главное и основное о русском дореволюционном офицерстве станет ясным и понятным. А в качестве справочника эти 370 примерно страниц могут служить бесценным поистине источником.

Сейчас, когда пытающаяся выйти из большевизма новая Россия ищет свое прошлое, – такие книги как нельзя более нужны и полезны.

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 18 ноября 1995 г., № 2362, с. 3.

Маяки на море жизни

В превосходной «Энциклопедии Гражданской войны» (СПб., 2002, 672 стр. большого формата) С. Волков собрал 3500 биографических очерков участников Белого Движения. Кое-кого я знал, и нахожу здесь их имена; другие имена ищу напрасно. Обо всех них не могу сказать ничего кроме хорошего. А некоторые сыграли в моей жизни важную роль.

С генералом А. А. фон Лампе я встречался всего несколько раз, обращался к нему по делам как к начальнику Русского Обще-Воинского Союза; и неизменно находил с его стороны благожелательный и внимательный прием.

Зато генерала барона А. Л. Нолькена я знал хорошо; был знаком со всей его семьей, женой (урожденной Пущиной), дочерью, внучкой… постоянно бывал у них в гостях в течение нескольких лет. Он был одним из самых благородных людей, каких я видел; представляя собой лучший образец старой России, русской аристократии и русских военных. Его рассказы о прошлом были незаменимы. Для меня явилась большим горем его смерть; его супруга скоро за ним последовала, оставив в моей душе чувство пустоты и лишения.

Отмечу, что он не любил, когда его называли фон Нольке (как это сделано в «Энциклопедии»), говоря, что его род шведского происхождения, и этой частицы никогда не употреблял.

В моей книге «Страшный Париж» я изобразил его, под другим именем, в рассказе «Бретонское благословение».

Был я знаком и с полковником Б. де Лобелем, часто посещавшим монархические собрания и активно участвовавшим в общественной жизни; бывал у него и дома, проводил порою вечера в компании с ним и с его женою.

Выйдя в Париже из лагеря для перемещенных лиц, я пошел в церковь на Дарю, и там встретил неожиданно для себя полковника М. Левитова, с которым был знаком по Берлину. Он пригласил меня к себе и позже познакомил с Гулем; а через Гуля я познакомился с Мельгуновым, потом и с Ефимовским. Так началась моя карьера как журналиста и мое участие в общественной деятельности.

А вот имени Н. Станюковича я в «Энциклопедии» не обнаруживаю; хотя в других работах Волкова и встречал. Поэт и журналист, работавший вместе со мною и в «Возрождении», и в «Русском Воскресении» и в других печатных органах, в прошлом младоросс, член Союза Конституционных Монархистов, он, в отличие от большинства парижских монархистов, принадлежал по убеждению к юрисдикции Константинопольского Экзархата.

Другое имя тоже я напрасно тут ищу: капитана А. Трингама, первого из русских эмигрантов (и это был как нельзя более удачный выбор судьбы!), которого я встретил, когда он служил переводчиком в испанской Голубой Дивизии в России, на Ленинградском фронте. От него первого я узнал о Великом Князе Владимире Кирилловиче, услышал вести о русских монархистах за рубежом… он во многом определил мой дальнейший путь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ

Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»).

Григорий Померанц , Григорий Соломонович Померанц

Критика / Философия / Религиоведение / Образование и наука / Документальное