Читаем Вечные ценности. Статьи о русской литературе полностью

Это – книга о страшных годах и о страшных делах. Мы, кто выжил (а это не легко давалось), когда о них вспоминаем, – кровь леденеет в жилах.

Демократические державы, и главное Англия и США (Франция в данных акциях участвовала, в целом, вяло и неохотно) покрыли себя несмываемым вечным позором, передав в руки чекистов самые драгоценные элементы русского народа и других народов России, послав на муки и смерть в страданиях цвет нашей нации.

Поезда, шедшие на восток, вагоны залитые кровью… люди, резавшие себе вены, передавая один другому спрятанную бритву… выбрасывались в пропасть, если удавалось приоткрыть двери…

Ужас поражал солдат союзной армии, кому выпадала темная доля палачей, сопровождавших поезда самоубийц и обреченных, обезумевших смертников.

А расправы в лагерях представляли собою кошмар, который, верно, не забудут ни жертвы, кто уцелел, ни те, кто их выволакивал из бараков и, часто оглушив ударом приклада, кидал в грузовики или теплушки для отправки в лапы большевикам.

Составители собрали ценную (хотя безусловно далеко не полную) документацию о выдачах 1945–1947 годов (выдавали, высылали в СССР и позже… многих…), перечисляя наиболее чудовищные: Лиенц, Форт Дикс в США, Кемптен, Дахау, Платтлинг, Бад Эйблинг, Римини.

Тут и воспоминания спасшихся, и отчеты, приказы, прошения, отражающие усилия хлопотавших за них людей, в том числе из рядов русского духовенства и из различных кругов эмиграции.

Жаль, что нельзя взять интервью у одного из участников в организации выдач в Италии, ревностно помогавшего англичанам в их черной работе, – русского Иуду, живущего поныне в богатстве на покое, огражденного от каких-либо бед, хотя имя его и деятельность не секрет среди антикоммунистов Зарубежья.

Разбираемый сборник составлен, в целом, в объективном и правдивом тоне, хотя его и портят порою советские клише, нестерпимые как скрипение пальцем по стеклу. Например, нелепая формула о «предателях, ради выживания пошедших на сотрудничество с немецкими войсками», из которых якобы вербовались восточные батальоны Вермахта.

Даже Солженицын отмечал уже, что корни сдачи, перебега и активной борьбы против Советов уходили в акции коллективизации, раскулачивания, «большого террора» и удушения интеллигенции.

«Выживание» и шкурные интересы могли играть роль разве что в отдельных, редких случаях.

Странно звучит и следующий пассаж: «Западные союзники честно и последовательно выполняли принятые перед СССР обязательства в отношении перемещенных лиц советского подданства».

Хороша честность! Честность вроде честности Сатаны, – который, говорят, аккуратно соблюдает условия договора с теми, кто ему продал душу!

Нерезонно и рассуждение о том, что будто бы Запад не мог принять и расселить многомиллионную массу не желавших возвращаться на родину бывших жителей Советского Союза.

Известно, например, что Бразилия предлагала их целиком принять, – да ее не стали слушать.

Масса эта состояла, в основном, из здоровой молодежи, главным образом мужской, но отчасти и женской, изо всех классов общества, в значительной мере крестьян, – такие кадры Южная и Северная Америка, да немало и других стран могли принять с немалой для себя выгодой.

Но не будем придираться к мелочам. Тем более, что факты и документы, содержащиеся в книге, ставят вещи на свое место, и всякий разумный читатель сам сумеет сделать из них выводы.

Добавим только, что мы, новые эмигранты, и потом долгие годы жили под угрозой выдачи; многие были навсегда морально раздавлены пережитым ужасом. Эпизодические выдачи производились до самых последних дней; готовились даже и массовые (затрагивая притом тех, кого раньше не выдавали: балтийцев, западных украинцев и белорусов). По счастью, перестройка, а затем и развал Империи Зла положили им конец.

Вторая половина сборника посвящена преследованиям евреев в Германии и странах, оказавшихся под ее влиянием. Вещи не менее ужасные. Но о них на Западе, да и по всему миру, громко и непрерывно говорится с самого конца войны.

Злодеяния побежденной Германии скрывать не зачем. А вот о преступлениях демократических союзников, – о них молчали, пока было возможно, и когда молчание пришлось-таки прервать, и по сей день говорят мало и с осторожностью.

Поэтому будем благодарны авторам «Проблем войны и мира в XX веке», которые рассказывают хотя бы часть правды, – надо полагать, малодоступной притом даже и в «бывшем СССР» (пока СССР существовал в настоящем, правда была там, понятно, недоступна и вовсе).

«Наша страна», рубрика «Биография», Буэнос-Айрес, 28 октября 2000 г., № 2619–2620, с. 3.

A. Корнилов. «Духовенство перемещенных лиц» (Нижний Новгород, 2002)

Во «Введении» к своей работе автор говорит следующее:

Перейти на страницу:

Все книги серии Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ

Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»).

Григорий Померанц , Григорий Соломонович Померанц

Критика / Философия / Религиоведение / Образование и наука / Документальное