Вечный день

Устав от вечной сонности небес,
От паутины, словно плющ, обвившей
Курносых толстощеких херувимов,
От тихого елейного покоя,
От нищих, разленившихся под стенкой,
От табака из пасторских раскуров,
От Троицы, которая заснула
На канапе под пенье старых дев,
От этой всей лечебницы для бедных —
Мы сами обрекли себя проклятью
И сами выбрали себе вот этот
Пустынный остров, как корабль вверх килем,
Чтобы всю вечность до конца концов
Чудовищным потоком любоваться.

Тучи {22}

Вы — души мертвых. Вас ведет душеводец[39]
К ладье безлицых, осевшей по край.
Ваш крик — в бушеваньи бури
И в струях хлещущего дождя.

За походным знаменем Смерти

Колесница вскинула штандарт и герб.
До ужаса белые полковые стяги
В обод небосвода тычутся бахромой.

Близятся чернецы, прикрыв ладонями

Заупокойные свечи, за шагом шаг.
На мертвых плечах плывут гнилые гробы,
А в гробах навытяжку сидящие мертвецы.

Идут утонувшие, идут нерожденные,

Идут удавленники с синевой вкруг шей,
И умершие от голода в дальнем море,
И опухшие бубонами черной смерти.

В череде покойников — малые дети,

Бегут бегом. Хромые спешат вперед,
Слепые посохами ворошат дорогу,
Кричащие — вслед за немым вождем.

Как мятутся листья под пастью ветра,

Как несутся совы в черном полете,
Так накатывается многоногое чудище,
Красное от факелов, пересвет в пересвет.

Музыканты барабанят по черепам,

И как белые паруса под ветром,
Так вздуваются и вьются их белые саваны.
Они вливаются в изгнанничий хор.

В его муках всей силою вскипает песня,

Пред которой сквозь ребра мерцают сердца.
Идет ватага с гнилыми голосами,
И над нею в вылинявшее небо — крест.

Внесли Распятого —

И бурей вздыбился мертвый люд.
Взбухшие ужасом стенания без края
Гремят из морей и брюхатых туч.

Потемнело в седых просторах. Налетела

Смерть, распахнувши крылья.
Настала ночь, но тучи за тучами
Шли и шли в бездонные гробы Орка.

Склеп {23}