На второй день, отправившись купаться, я увидел вытащенные на берег рыбацкие баркасы. Милетяне опасались выходить в море, потому что в северной части залива, укрываясь от северных ветров у высокой и длинной горы Микале, стоял персидский флот. Кстати, залив сильно заилился и сократился примерно вдвое. Баркасы и персидский флот пересеклись в моем мозге, который сразу выдал вариант, как поиметь добычу и нескучно скоротать время. Я поговорил с Битюсом. Среди бессов были те, кто жил на берегах озер и рек, не боялся воды, умел грести и, что главное, хотел разбогатеть быстро. Особенно много таких было среди тех, кто присоединился к отряду в этом году.
В нынешней Греции, как и в будущей, есть люди, сведущие в астрономии на уровне своей эпохи, особенно астрологи, которых сейчас столько, сколько ученых, врачей и учителей вместе взятых, то есть знают больше трех созвездий, но основная масса населения, опять же, как и в будущем, разбирается в звездах плохо и использовать в навигационных целях не умеет. Про бессов и говорить нечего. Мне не составило труда объяснить своим подчиненным, что надо держать за моим баркасом, но если отстанут, то немного левее Полярной звезды, роль которой сейчас выполняет Кохаб — вторая по яркости звезда Малой Медведицы. Впрочем, эти знания им не пригодились, потому что держались строго за первым баркасом, в котором был я и на котором светил узким лучом строго назад кормовой масляный фонарь.
Приткнулись мы к берегу левее персидского флота, вытащенные на берег суда которого, в основном триеры, растянулись километров на пять. Крайними, как положено, расположились не самые знатные и богатые, но и мы люди не привередливые. Караул из трех человек лежал у костерка на склоне, который начинался метрах в сорока от кромки воды. Они не спали. То ли услышали нас, то ли ответственно относились к своим обязанностям. Скорее, последнее, потому что обсуждали виды на добычу, которую, как они были уверены, захватят обязательно. Если не у врагов-македонцев, то у предателей-милетян. Говорили они на финикийском языке, который немного изменился, но я все еще понимал его. Дальше по склону и на берегу между триерами спали их соратники. Следующий костерок был метрах в двухстах.
Воины моего отряда уже не боялись нападать ночью и помнили, как не разгневать злых духов. Я шел первым с отрывом метров в десять. Открыто, будто в своем лагере. Часовые сперва отнеслись ко мне спокойно, решив, что кому-то их матросов не спится, заплутал в темноте. Только увидев саблю в моей руке, напряглись. На ее темном клинке красноватые отблески костра были почти незаметны. Наверное, жути добавило и мое молчание. Я тупо двигался на них, а когда ближний, не отводя глаз от меня, нашарил короткое копье, которое лежало рядом, быстрым ударом рассек ему голову с черной курчавой шевелюрой. Второму голову снес, она упала в костер и зашипела, истекая кровью. Третьего догнал, когда он попытался удрать на карачках, мыча, как теленок. Видимо, со страху разучился говорить. Все произошло так быстро и сравнительно тихо, что не проснулись даже те, кто спал неподалеку от костра.
Я подождал, когда подтянутся бессы, приободренные моим успехом, и дальше пошли вместе, растянувшись кривой линией по склону и берегу, молча рубя и коля всех, кто попадется. Человек спросонья и так плохо понимает, наяву ли все происходит или дурной кошмар, а наше молчание добавляло жути и нереальности происходящему. Те, кто просыпался от криков своих сослуживцев, предпочитали не выяснять, снится им или нет, сразу убегали, благо ноги, не как обычно во сне, были не ватными, служили исправно. Вскоре местность перед нами опустела, удрали все, кто успел. Дальше по берегу, в глубине персидского лагеря, разбуженные криками, стонами и топотом ног, уже вооружались и выстраивались воины. Какой-то командир пытался остановить бегущих, спрашивал, что случилось, но те кричали разнообразные варианты о боге смерти, который явился по их тела и души.
Мы, конечно, не стали приближаться к персидских воинам, испуганным, но приготовившимся к сражению, развернулись и, собирая трофеи, пошли в обратном направлении. Из двух крайних галер забрали амфоры с вином, оливковым маслом, мукой и даже вяленым мясом. Амфора сейчас заменяет и бочку, и ящик, и мешок. Забрали и всё оружие и доспехи, которые хранились почему-то на судах. Видимо, члены экипажа были уверены, что нападать будут только они. Было очень много пучков стрел, по шестьдесят в каждом. Может быть, везли их защитником города. Мы прихватил и стрелы, сколько смогли унести и разместить на баркасах. Для угона триер бессы не годились, не обучены, поэтому обе сожгли. Они служили нам маяком на обратном пути. Мы уже отплыли примерно на полмили от берега, когда персы начали тушить горящие суда. К тому времени пламя, быстро уничтожая сухую просмоленную древесину, уже добралось до киля.