Вечный капитан

Ближний перс от меня уже метрах в двадцати. Я отчетливо вижу морду его лошади, защищенную кожаным шанфроном, а вот всадник кажется мне темным пятном, которое держит копье с длинным, сантиметров тридцать, железным листовидным наконечником, надраенным до блеска. Мне чудится, что, если упущу этот наконечник из вида, он окажется в моем теле. Когда мы сближаемся, я поднимаю щит, готовясь отразить прямой удар с замахом над плечом, и направляю копье в живот врага. Конь перса шарахается вправо, чтобы не столкнуться с моим. Лошади — не люди, биться грудь в грудь не умеют и не хотят. Длинный надраенный наконечник только цепляет край моего щита, а мое копье и вовсе проходит мимо. Я сразу отбрасываю свое, потому что в толкотне, которая образовалась из-за навала персов, толку от него мало. Да и никогда я не был силен в поединках на копьях. С саблей управляюсь лучше. Прикрывшись щитом от предполагаемых ударов слева, тут же срубываю оказавшегося справа от меня перса в странном бронзовом шлеме в виде бычьей головы с настоящими рогами, словно проросшими через металл. Такое впечатление, что перс бодаться сюда прискакал. Клинок моей сабли рассекает доспех над ключицей и ее саму, погрузившись в тело сантиметров на пять. Убить, может, и не убил, но с такой раной вряд ли перс продолжит сражаться. Мой конь протискивается вперед, злобно кусает вражеского, сивого и более высокого. Тот скалит крупные желтые зубы, как обычно делают лошади, когда не нравится угощение, которое суешь им в морду. Укусить моего в ответ не успевает, переместившись вперед, что дает мне возможность уколоть саблей его седока в правый глаз, между нащечником и наносником. Враг, вскрикнув от боли, откидывается назад слишком резко, из-за чего валится с лошади. Я шлепаю окровавленной саблей плашмя по сивому крупу, подгоняя жеребца, чтобы позволил моему протиснуться вперед, к следующему врагу, который проколол копьем кого-то из бессов и собрался разобраться со мной. Ударом сабли отбиваю его копье, оставив на кизиловом древке, покрытом черным лаком, светлую отметину, и бью по запястью правой руки, которая его держит, перед краем железного наруча с кожаной подкладкой внутри. Отсекаю не полностью, кисть повисает на клочке мяса и смуглой шкуры, которую заливает кровь, хлестнувшая из раны. Копье выпадает из ослабевших пальцев. Перс поднимает раненую руку и смотрит на нее так, словно случилось что-то невероятное. Чтобы удивить его еще больше, наношу рубящий удар по правому бедру, не защищенному доспехом, и шпорами подгоняю коня, чтобы протискивался дальше. В последний момент замечаю копье, направленное в мою голову спереди слева от меня, успеваю переместить щит. Острие копья звонко бьет в железную полосу и с раздражающим скрежетом скользит по ней. Удар был сильный, легкой болью отдавшись в моей левой руке у локтя. Из-за него я чуть не прозевал нападение справа. Это был пожилой перс с наполовину седыми бровями, усами и бородой. Растительность покрывало его лицо так обильно, что нос словно бы выглядывал из засады, а губ и вовсе не было видно, даже когда, как я заметил по движению бороды, перс открыл рот. Кривая сабля в его руке, судя по беспорядочному узору на клинке, была из литого булата, который персы называют фарандом. Такая сабля сейчас стоит на порядок или даже два дороже изготовленной из обычной стали. Я успеваю отбить ее в самый последний момент, а затем злым, лихим ударом достаю верхней третью елмани его шею, густо поросшую волосами, и рассекаю ее ниже шлема в районе сонной артерии достаточно глубоко, чтобы запустить алый фонтанчик. Отбиваю еще раз кривую саблю неугомонного перса, пока не понявшего, что уже практически мертв, и коротким ударом рассекаю почти полностью его правую руку над локтем, где заканчивает бронзовый наруч с барельефом в виде бегущих друг за другом львов. Сабля выскальзывает из ослабевших пальцев и повисает на кожаном темляке. Я выпускаю свою, чтобы тоже повисла на темляке, хватаю чужую и сдергиваю ее с безжизненно висящей руки. Эта сабля может оказаться самым ценным трофеем за сегодня. Перс пытается оттолкнуть меня краем красного круглого щита, оббитого железными полосами, покрашенными в черный цвет, но движения его все медленнее и слабее. Когда кривая сабля оказывается у меня, ее предыдущий хозяин сперва медленно заваливается на шею лошади, а потом — влево. Он упал бы на землю, если бы слева впритык к его коню не стоял другой, лишившийся наездника.