— Вчера, позавчера и… — он еще раз махнул рукой в сторону востока, что, как я догадался, должно было обозначать позапозавчера, но такого слова старик, видимо, не знал на финикийском языке.
Это было похоже на правду. Армия не снимается с места сразу вся. В первый день уходит авангард и б
Парменион ехал на двуколке, запряженной парой мулов, сразу за фессалийской конницей. На кожаное сиденье положена под задницу командира большая перьевая подушка. У старика геморрой, поэтому в седло садится редко. Все это знают и не подсмеиваются нам ним, едущем на мулах.
Я развернул своего коня, подождал, когда двуколка поравняется и доложил:
— Персов здесь нет. Ушли к Иссу через Львиные Ворота.
— Как нет?! — удивился Парменион и задал второй такой же умный вопрос: — Через какие еще ворота?!
— Это перевал через горы Аманос, расположенный севернее, — проинформировал я, будучи до этого уверен, что старый полководец знает не хуже меня. — Не такой удобный, как Ассирийские Ворота, но через него путь в Киликию короче, — и добавил насмешливо: — Так что сейчас персы в тылу у нас. Или мы в тылу у них.
— Это точно? — спросил он раздраженно.
— Пошли других разведчиков, которым доверяешь, — без обиды подсказал я.
— Я доверяю тебе, — не очень убедительно молвил Парменион и властным тоном приказал скакавшим позади его двуколки трем из десятка посыльных, юношам из знатных македонских семей, указывая в них пальцем по очереди: — Ты скачи в голову колонны, пусть остановятся. Ты — к царю, доложи, что услышал. Ты — к Филоту, пусть срочно пришлет илу гетайров.
В доказательства доверия ко мне Парменион послал на разведку илу македонских гетайров. Я не стал ждать ее возвращение, повел свою илу к обозу, в котором двигались и несколько наших арб. За время похода мы все больше обрастаем барахлом и рабами. По выходу из Амфиполиса арб было всего четыре, а теперь больше двух десятков, и при этом все перегружены. Я приказываю нашим поворачивать назад, а потом направо, к деревне, которая примерно в километре от главной дороги. Мы ограбили ее первыми пару недель назад. После нас здесь побывало много других отрядов, более голодных и потому злых, так что нас теперь принимают почти, как ангелов. Я знаю, что мы победим персов и опять пройдем по этой дороге, мимо деревни, поэтому решаю оставить здесь обоз под охраной нескольких бойцов, больных и увечных. В каждом отряде всегда есть несколько человек с удивительной способностью заболеть или сломать руку-ногу перед важной битвой.
30
Война — это страшно в любую эпоху и в любой стране. Меняются оружие и методы ведения боя, но страх, нутряной, леденящий, от которого сводит яйца, всегда одинаков. Ты можешь поучаствовать в сотнях сражений — и каждый раз будешь преодолевать этот страх так же, как в первый. Что я сейчас и делаю, глядя на персидскую армию, выстроившуюся на противоположном берегу реки Пинар. Врагов много. Не полмиллиона, конечно, но явно за сто тысяч, то есть раза в три больше, чем нас. Знание того, что мы победим, помогает не сильно, потому что не ведаю, что будет именно со мной, останусь ли живым и здоровым? Так уж устроен человек, что в первую очередь думает о своей маленькой победе, которая может не случиться вместе с общей или произойти вопреки поражению твоей армии.