Вечный кролик

Он утешительно похлопал ее по руке, явно давая понять, о чем речь. Куницын не просто собирался это допустить, он все организовал. Массовых расправ не будет, но и презумпция невиновности семейству Кроликов не светила. Он повернулся и уставился на меня своими маленькими черными глазками.

– Это и есть последствия твоих действий, Нокс, – сказал он. – Это – твоя вина.

Затем он кивнул Флемминг. Она снова покачала головой, завела машину и проехала мимо растущей толпы сторонников превосходства гоминидов в свинячьих масках и со стеклянными бутылками, заткнутыми тряпками. Думаю, я даже видел Виктора Маллета, который что в свинячьей маске, что без нее, выглядел почти одинаково.

– Вы совершаете большую ошибку, – сказал я, когда машина, отъехав от небольшой толпы, набрала скорость.

– Это ты совершил большую ошибку, – сказал он, – ты и Кролики.

Он снова замолк, так и не поняв значения моих слов. Его ошибка заключалась в том, что он бросил вызов Констанции Кролик. Если ее семья еще не сбежала по туннелю Кента, скорее всего, временно прикрытому сложенными в подвале кирпичами, они скоро это сделают. Ведь раз Конни могла перехитрить лиса, обвести вокруг пальца куницу для нее было проще простого.

Кролик-адвокат и Леминстерская тюрьма

Тюрьмы «в стиле телевизионных сериалов» стали естественным развитием больниц «а-ля ситкомы семидесятых», где пациенты никогда не бывали серьезно больны, а медсестры были пышногруды и говорили только неприличными намеками. А еще все они крутили романы с докторами, которые, в свою очередь, были поголовно красивы, умны, образованны и обаятельны. И мужественны.

Меня отвезли в центральное отделение полиции Херефорда. Куницын оставил Флемминг следить за моим оформлением, вероятно, потому, что его, куницу, недолюбливали местные полицейские. Куницына часто арестовывали за пьянство, а находясь под мухой, он был несносен и хамил всем и каждому.

Меня передали дежурному сержанту, который опросил меня и убедился, что я действительно Питер Нокс; что я не пьян и нахожусь в своем уме; что я действительно подозреваюсь в совершении преступления; что я понимаю все, что мне говорят; что за преступление меня нужно взять под стражу; и что я не собираюсь причинять себе вред.

Меня сфотографировали, взяли отпечатки пальцев, личные данные, а затем всю мою одежду запаковали в большой пакет для улик, который подписали и запечатали. Мне выдали свежевыстиранную одежду – тренировочные штаны, футболку и свитер. В целом полицейские вели себя тактично и вежливо, но ведь и я не доставлял им хлопот и был человеком, таким же, как и они. Они даже предложили мне поесть, но я отказался. Я не был голоден. Я думал, что не смогу уснуть, но все-таки уснул и хорошенько выспался.

После того как я позавтракал хлопьями и чаем, меня отвели наверх, чтобы встретиться с адвокатом, назначенным на мое дело.

– Вам повезло, – сказал дежурный сержант, – «Спенлоу и Джоркинс» согласились предоставить юриста.

– Да? – сказал я. Эта адвокатская контора была хорошо известна не только в Херефорде, но и в Шропшире, и в Глостершире. Им много раз удавалось защитить клиентов, которые явно были виновны, и, хотя они не всегда добивались оправдательного приговора, они точно могли добиться уменьшения срока.

Встретив своего адвоката, я сильно удивился, но, поразмыслив об этом позже, решил, что удивляться было нечему. Меня ждал невысокий Домашний кролик, одетый в костюм и галстук. Он нервно сжимал свой портфель и таращился на меня сквозь круглые очки в стальной оправе. Он был бело-коричневым, а у его левого уха отсутствовала верхняя треть.

– Здравствуйте! – радостно сказал он, сжимая мою руку своими лапами. – Лэнс де Ежевичный из «Спенлоу и Джоркинс».

– Здравствуйте, – сказал я, заметив, что его недостающее ухо завершалось рядом дырочек, словно его перфорировали, прежде чем оторвать. – Что случилось с вашим ухом?

– Ой, – дружелюбно сказал он, – это легко объяснить: никогда не деритесь на дуэли автоматическим оружием. Теперь: мистер Джоркинс специально поручил ваше дело мне, поскольку считает, что я могу глубже других проникнуть в его суть.

– Вот как, – сказал я. – И вы можете?

– Что могу?

– Проникнуть в суть моего дела?

– Честно говоря, нет, – признался он. – Это мое первое дело.

– Первое убийство?

– Нет, – сказал он, – первое уголовное дело. Я только на прошлой неделе выпустился из Стэнфордского юридического факультета.

– Стэнфорд? Впечатляет, – сказал я, испытывая облегчение, несмотря на его неопытность. – Как вам удалось отправиться в Штаты на обучение?