Вечный кролик

– Это понятно, – ответил он, наклоняясь поближе, – но нам не нравятся люди, встающие на сторону кроликов. С самого зарождения жизни люди самосовершенствовались, проходя по непрерывной цепочке эволюционных преобразований, и так достигли пика эволюционного совершенства. Это достижение далось нам с трудом, и мы будем защищать его от всех посягательств.

Я решил, что сейчас не лучшее время указывать на роковую логическую ошибку в его рассуждениях, а вместо этого повторил то, что однажды сказала подруга Пиппы, Салли:

– Все живое едино, и не существует объективных аргументов, которые бы указывали на то, что у нас больше права на жизнь, чем у лишайника.

Они оба уставились на меня и несколько раз моргнули.

– Не несите чепуху, мистер Нокс. Это наша планета, и мы будем делать с ней, что пожелаем. А вы просто… отступник своего вида.

– Это слово неприменимо вне религиозного контекста, невероятный ты придурок.

Мне бы хотелось похвастаться тем, что последнюю фразу сказал я, но это не так. Ее произнес один из двух других заключенных – самый большой из них, – которые только что подошли. Они были мускулистыми, лысыми, бородатыми, и оба выглядели так, словно могли без труда смять руками трактор. Среди их татуировок, коих было много, не было ни Элмеров Фаддов, ни антикроличьих лозунгов, а лишь обычные символы: кельтские завитушки, черепа, даты рождения их детей. Что важно, они смотрели на сторонников лиса так, как мне бы страшно не хотелось, чтобы они смотрели на меня.

– В другое время, Нокс, – сказал один из шовинистов, и они ушли, ворча о том, что в столовой никогда не подавали кашу из киноа, и как сильно они скучали по модным конкурсам от «GQ».

– Паразиты из верхушки среднего класса. И все-то им должны, – садясь, сказал первый из новоприбывших. – Тристан Ривз сел на шесть лет за то, что сбивал лейблы на печках «Рэйберн» и выдавал их за марку «Эй-Джи-Эй», продавая ни о чем не подозревающим покупателям. А его дружок Джереми Финк-Гроттл подделывал членские билеты Национального фонда.

– Вот так, – сказал я, – преступления белых воротничков.

Оказалось, что татуированные заключенные с, как сказали бы в Муч Хемлоке, «грубой манерой общения», ломали принятые обществом стереотипы и не видели никакой проблемы в моей дружбе с кроликами.

– Моя сестра встречалась с кроликом, пока его разрешение на работу не аннулировали, – продолжал заключенный, которого, как я выяснил, за его любовь к морским ракушкам звали «Моллюск» Маккей. – Славный малый, да и о Стейси хорошо заботился. Я сам-то в этом никакого вреда не вижу – люби, кого хочешь. Да и, если честно, я вообще за все, против чего выступает этот выскочка Сметвик.

– Да, – сказал его друг с ливерпульским акцентом, – мы-то видим, что ты нормальный мужик. Друг кроликов – наш друг.

Его, как я узнал, звали «Костолом» Маллой из-за предыдущего места работы, где он молол костяную муку для производителей кормов для домашних животных. Они оба сидели за то, что приняли на работу незарегистрированных кроликов и незаконно платили им больше максимальной оплаты труда. Их обоих шесть или семь раз предупреждали и дважды судили. Однако они все равно продолжали это делать, пока им не дали тюремный срок.

Когда я все это узнал, мы с ними сдружились. В основном им было интересно узнать, что со мной произошло, и они согласились, что да, за убийство и интимную связь вполне могли дать двадцать лет. А затем они спросили, каково это было.

– Каково убить лиса? – спросил я.

– Да нет, – сказали они, – мы про другое.

Первые три дня прошли относительно спокойно, а на четвертый я лишился обоих больших пальцев на руках. Ривз и Финк-Гроттл пришли в мою камеру, сунули мне в рот кляп, а затем отпилили оба пальца болторезом. Я помню лишь, как они отрезали первый, а после я потерял сознание. Меня нашли через час в луже крови и поспешно доставили в больницу.

Защитник Ланселот де Ежевичный

Всего в коллегию адвокатов было принято три кролика. Дольше всех – шестнадцать лет – продержалась крольчиха, которая затем была вынуждена уйти из-за принятых против кроликов законов. «Если бы все сложилось иначе, – говорил бывший Генеральный прокурор и сторонник кроликов лорд Джефферсон, – она бы стала лучшим судьей, какого когда-либо порождала эта страна».

Ко дню суда мои руки более или менее зажили. Нападавшие спустили мои отрезанные пальцы в унитаз, так что хирурги предложили ряд операций, чтобы переставить мизинец или большой палец ноги на место обрубка, но положительный исход никто не гарантировал, так что я попросил их зашить все как можно аккуратнее, и дело с концом.