Вечный попадос IV

— Останется, — первая девочка обнимает Вторую. — Давай теперь будем вместе.

Сцена затемняется. Затем вспыхивает красный свет. По площадке мечутся невнятные тени и доносятся голоса.

— Борис Петрович, поздравляем! Пересадка прошла успешно!

— Временные проблемы с памятью — это норма! Скоро всё наладится.

— Ничего страшного, что девочка не помнит то, что происходило до операции. Главное, что помнит папочку…

И снова темнота и тишина.

А затем мы слышим пение. Без слов, на манер колыбельной. Это и в самом деле оказывается колыбельная — луч выхватывает из темноты фигуру девочки, которая баюкает робота на манер младенца.

С другой стороны сцены появляется бело-красная клоунская маска. Которая начинает сурово выговаривать голосом Бориса Петровича — настолько реалистично, что у меня мороз по коже.

— Разве ты не собиралась заняться кибернетикой? Тебе ведь пятнадцать, не пять! Почему ведёшь себя как маленькая? Ты точно моя дочь? Точно человек?..

Девочка откладывает робота в сторону и встаёт на ноги, глядя в сторону маски.

— О чём ты, папа? — спрашивает со слезами в голосе. — Я совсем не понимаю. Тебе не нравятся мои игры? Я больше не буду.

Она отпинывает свою игрушку в сторону и та исчезает в темноте.

— Видишь? — улыбается девочка. — Я всё ради тебя сделаю! Что скажешь! Теперь ты доволен?

Маска молчит. Девочка ждёт ответа.

— Ясно, — наконец произносит Петрович мрачно. — Ты не она. Моей дочери больше нет.

— Врёшь, — шепчет девочка.

— Это ты врёшь, подделка.

— Нет! — девочка резко вскидывает голову. — Неправда!

Маска безжалостно улыбается:

— Ты сама знаешь, что я прав. Будешь теперь делать всё, что я скажу, ясно?

— Нет! — девочка сердито топает ногами. Сцена, а за ней и весь пол, начинают качаться.

— Да, — смеётся маска. — Послужи на благо дома Обуховых хотя бы так, подделка.

— Я не подделка! — уже по-настоящему ярится девчушка. — Я настоящая! Я существую!

Маска что-то говорит, но её уже не слышно. Окружающее пространство заполняет оглушающий многоголосый вопль. Пол под ногами и сцена продолжают раскачиваться. Где-то неподалёку грохает сверху кусок чего-то…

Так, пора это заканчивать!

— Бо!

Пара пуль, одна за другой, вонзаются в улыбающуюся маску. Из трещин на ней сочится красная жидкость, похожая на кровь. Правда, я в этом далеко не так уверен, как хотелось бы.

Девочка замолкает и замирает. Теперь в ушах звенит тишина.

— Поч-шшшему ты стреляешшш в меня? — шепчет незнакомый голос. — Разве я преступник? Разве не ж-шшшертва?

— Ты сам сделал свой выбор, — припечатываю безжалостно. — Сам решил, как надо поступать. А когда не получилось, как хотелось, — обвинил во всём другого.

— Да что ты понимаешшш, — оскорбляется голос. — Легко судить о том, чего никогда не переж-шшшивал. Ты вообщ-шшше из другого мира. И детей у тебя никогда не было.

Усмехаюсь:

— Это ты сейчас меня уязвить так пытаешься, да? Не получится! Потому что не важно, из какого я мира. Не важно, что у меня есть, чего нет. Важно только, принимаю ли я ответственность за собственные действия. Да и вообще — за всё, что меня касается.

— И-шшш ты, — тянет голос. — Тогда как, по-твоему, я долж-шшшен был поступить? Принять в семью нелюдя, который будет ж-шшшить вместо моей дочери? Не ж-шшширно ли будет?

Громкие аплодисменты заглушают окончание фразы. Это я стараюсь, аж ладони отбил. Но восхищение требует выхода.

— Ай, молодца! — поражаюсь я. —Спрашиваешь совета, которому даже не собираешься следовать!

— Откуда ты знаешшш? — изображает недовольство голос. — Я, мож-шшшет, благодаря этому стану действовать по-иному.

— Не станешь, — качаю головой. — Тебя ведь не существует.

Трещина на маске расширяется с громким звуком.

— Да что ты такое говоришшш? — веселится маска. Только меня не проведёшь: я слышу нотки паники в её голосе. — Скажи ещ-шшшё, что сам с собой тут болтаешшш…

Киваю:

— Да, примерно так и есть. Только не с собой. С Сашей.

Трещина на фарфоровой физиономии становится ещё шире.

— Саши больше нет! — голос так злится, что забывает шепелявить в нужных местах. — То, что ты видел в доме Бориса Петровича — нелюдь, занявший её место!

Зеваю — что-то надоело мне выслушивать эту болтовню.

— Какие будут ваши доказательства? — цитирую старый фильм. — Кокаинум не предлагать.

— Не знаю я этих ваших кок… кака… дряни этой! А у тебя какие доказательства есть?

— Ай-ай-ай, — грожу пальцем не в меру наглой маске. — Нехорошо вопросом на вопрос отвечать. Но мне не жалко. Внимай: о моём иномирном происхождении не знает практически никто. Саша одна из немногих.

— Подумаешь! — хохочет голос. — Она кому угодно могла об этом разболтать! Возможностей было — вагон и маленькая тележка.

— Тогда об этом бы объявили по телевизору, — улыбаюсь я. — Грех не использовать такую информацию против намозолившего глаза конкурента. Так что Петрович об этом понятия не имел. Вообще.

Маска молчит, переваривая услышанное. Всерьёз что-то возразить она явно не может. Я пафосно тыкаю в сторону маски пальцем:

— А в следующее мгновение — ты распадаешься.