Читаем Вечный слушатель полностью

Вы славный свой корабль пускаете ко дну

С боязнью побывать хотя на миг в плену,

Спешите к смерти вы, от страха дерзновенны,

Из малого огня - да в полымя геены!

Голландцы, прок нашли, скажите вы, какой

Забыть про Божий страх, страшась хулы людской?

Пред ликом Божиим возможно ли лукавить?

К завету не убий найдешь ли, что прибавить?

Коль от руки своей готов ты гордо пасть,

То повод ли сие - кидаться черту в пасть?

Разумнее - призвать терпенье напоследок,

И жить: а смертный час придет и так, и эдак.

КРЕСТЬЯНИН

Он - истый дворянин, уже того лишь ради,

Что предок общий наш, не жив отнюдь во граде,

Земли владыкой был; тот сын, что мать свою

Свежует каждый год, чем кормит всю семью;

Тот, жизнь прожить кому в одной приятно шкуре

А именно в своей; мужчина по натуре,

Но не всегда в речах, - хоть от его словца,

Случалось, иногда кривило мудреца,

Когда простой мужик решал единым разом

Вопросы, коими терзался книжный разум.

К тому, чтоб просто жить, в нем властвует позыв:

Грядущего не зря, минувшее забыв,

Донележе война не подопрет к воротам,

Тогда - изволь деньгу добыть кровавым поток,

Не то - возьмут скотом, иль отберут зерно,

Лен, сено, да еще пристукнут заодно.

Солдат завидя злых, сам по нутру не злобен,

В соседях и в себе он вызвать ярь способен,

Тогда, солдат, беги: предстанут, сея смерть,

Мечом - обычный цеп, копьем - любая жердь;

В пылу отчаянья - мужик нечеловечьей

Отвагой наделен, - презревши сыр овечий

И сливки свежие - готов сожрать врага:

Не жажда крови то, нет, просто цель блага.

Война ушла; теперь его окинем взором:

От мира, как Король, он огражден забором,

И столь же властен - пусть лишь в собственном дому:

Возможно разве что завидовать сему.

Шесть дней с восхода он прилежно лямку тянет,

Пока Звезда Любви с небес на нас не глянет;

Он добывает хлеб, питаясь без затей,

Премудрых горожан едва ли не сытей;

Настанет день седьмой: покоя не алкая,

Он продолжал бы труд (привычка в нем такая,

Что заболеет он, его труда лиши),

Но, честно прилежа спасению души,

Он слову Божию идет внимать, как надо:

Господь же знает сам - насколь достойней чада,

Что просто молятся, склонясь к земле сырой,

Чем те, по нотам кто псалмы поют порой.

Когда кончается обряд богослужебный

Насыщен дух его; для плоти же потребны

Иные радости; и, нечего скрывать,

Он с поселянками горазд потанцевать;

По вкусу выберет, зашепчет: *Что уж там уж,

Ты, Трейнтье, вышла бы уж за меня уж замуж,

Ужо-тко радостей нам выпадет мешок!

Кумекай: из меня - отменный женишок!

Ты что-то холодна: ну, сущая ледышка!

В моих же чувствиях - наличие излишка

Огня, как будто я кузнечный горн, иль печь:

Тщусь оный потушить - ты ж норовишь возжечь;

Я - будто котелок над сим огнем любезным,

И страсть кипит во мне, как бы в нутре железном,

А почки, легкие - суть уголья во мне,

Весь прочий ливер мой - давным-давно в огне,

И я, быв юношей упитанным доселе,

Как сено, высох весь, и более не в теле:

Неужто сей беде не хочешь ты помочь?

Я верю: ты, Катрин, невестой быть не прочь!

Гляди-ка на меня: вот я пляшу - ужели

Помыслишь ты, что я чувствительно тяжеле

Гусиного пера? А вот еще бросок

На пятку приземлюсь, коль скажешь - на носок;

Ой, глянь на, Тениса! Аль посмотри на Кеса

Несчастные, пыхтят от собственного веса!

А впрочем, пользы нет в пространной похвальбе

Я мыслю, разница и так видна тебе.

Не беден я, узнай: из десяти детишек

В семье - лишь я живой, - Господь прибрал излишек

Вон - мельница, а там - канал, оттоль-дотоль

Землица вся моя, учитывать изволь;

Сплошные клевера, - и надо всем господство

Мое, одно мое, по праву первородства.

А там, за пастбищем, за городьбою, детка,

Есть роща у меня, ну прямо к ветке ветка,

Все тянутся ко мне, - а я к тебе, к тебе,

Так будь мне женушкой, подружкою в судьбе!*

Вот поцелуй, щипок, объятий две минутки,

Смутилась Трейнтье вся, стучит сердчишко в грудке,

Ланиты - цвет небес ее в иные вечера:

Разведрится? А ну польет, как из ведра?

Ужели да и впрямь? - помыслит, взор туманя,

И в робости шепнет: "Что скажет твой папаня?"

Он чует: клюнуло! "Мы с батей заодно,

Как виноградный сок и собственно вино.

По вкусу ли тебе, ответь, удел марьяжный?"

Ответом - поцелуй, не чересчур протяжный,

Но недвусмысленный. Колечка серебро

На пальчик ей скользнет - ну вот, ну и добро;

Черед - родителям не сохранять молчанья,

А, встретясь, обсудить подробности венчанья;

Жених к невесте мчит, и не жалеет сил.

Ужели Александр от большего вкусил,

Иль Цезарь, - нет, они при благородных женах

Четыре были суть предмета обнаженных;

Он - ныне столь же наг: равняет всех судьба,

На ложа брачные кладя, и во гроба.

Теперь - он муж вдвойне, и холостые годы

Мнит смерти равными: жена - венец природы,

Все спорится в руках хозяйки молодой:

Начищен каждый чан, распределен удой,

Заквашены сыры, порядок в маслобойне,

За бережность во всем не можно быть спокойней,

А также за барыш. Прирост везде такой,

Что должно снедь везти на рынок городской,

Сыр, яйца, молоко - назначены к продаже,

Телегой правит он, она сидит с поклажей,

Там будут торговать, вдвоем, хотя поврозь,

Чтоб полных две мошны скорее набралось.

Но, прежде чем к себе домой они отвалят,

На горожан они ужо глаза напялят,

Уж натаращатся, наскалятся они

Перейти на страницу:

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное