Читаем Вечный слушатель полностью

Чем те, кто полюбил такой уют:

Так воробьи к ботинкам робко льнут,

Толкутся чайки, споря о поживе.

Но безработным птицам счастья нет,

Стараньям Армии Спасенья рады,

Они съедают нищенский обед.

А если крох попросят, как награды:

Пустить в кино, ссудить велосипед

Нарежутся на конные отряды.

ПОЮЩИЕ СОЛДАТЫ

Булыжники остры: усталость, злоба.

Идут солдаты, сердцем присмирев.

Какою болью вам звучит напев:

"Прощай, Мари, прощай, моя зазноба..."

Мы в даль глядим: она чиста, открыта,

Печаль, печаль, как часто в забытьи

Мы повторяем вымыслы твои:

"У дьявола два рога, два копыта..."

Где музыка? Где барабанный бой?

Вы брошены наедине с судьбой:

"Страшна разлука, не страшна граната..."

Так пойте, вдаль по улицам спеша!

Всегда таится детская душа

Под грубой оболочкою солдата.

ГОЛЛАНДИЯ

Твой воздух над моею головой,

Голубизна и солнце в ветре звонком.

Я шел через простор прекрасный твой,

Я на груди твоей дремал ребенком.

Я брел и наяву, и в забытьи,

И в жилы мне входили кровью древней

Каналы протяженные твои,

Далекие и светлые деревни.

Вечерний свет нисходит от окна,

Молчат кастрюли, пестики и ступки.

Жизнь Господа спокойна и ясна,

Ему понятны люди и поступки:

Муж в голубой рубашке и жена

В крахмальном фартуке и белой юбке.

К НЕЗАПАМЯТНОМУ

Служанка чашу держит на весу,

сливая кровь овцы, убитой днем.

Хозяйка вяжет. Мясо над огнем

шипит, роняя красную росу.

Мерцает зеркало в углу своем.

Волчица воет далеко в лесу.

Мой праотец в двенадцатом часу

в мешке волчонка принесет живьем.

Одно мгновенье медлим - я и он,

проникнуты домашней тишиной,

что обступает нас со всех сторон,

и пахнет мясом, струганой сосной,

и мимолетным счастьем озарен

дом на полянке в гущине лесной.

МАЛЬЧИК

Он у окна сидел, полураздет,

И видел, как среди рассветной тьмы

Дорога убегает за холмы,

А над дорогой брезжит слабый свет.

Ему опять припомнился старик,

Что на скамейке задремал вчера.

Вокруг него шумела детвора,

Старик проснулся через краткий миг.

Был странным взгляд его, и странной - речь

(Улыбку прикрывала борода):

"Жизнь - это путь неведомо куда,

Но можно пользу из него извлечь".

Внезапно потянуло холодком.

И мальчик увидал в дали сквозной,

Себя, усталого, в полдневный зной

Куда-то прочь бредущего пешком.

Дорога уводила в пустоту,

Не позволяя повернуть назад.

Обулся, встал и через старый сад

Неторопливо зашагал к мосту.

ОБЛАКА

Совсем ребенком, помню, в день погожий

Я рядом с матерью лежал в траве,

Неспешно плыли тучки в синеве.

Спросила мать: "На что они похожи?"

И я кричал: "Я вижу - всадник скачет,

Там - Скандинавия! Овца! Пастух!"

Смеялась мать, меня хвалила вслух,

Но видел я: она украдкой плачет.

Я жил, не глядя в облачные дали,

Не поднимая взора от земли,

Пусть надо мною тучи строем шли

Видения меня не волновали.

Теперь мой сын глядит на все, что мнимо,

На все, что вдаль плывет по небесам,

Я слушаю его и плачу сам

О прежних облаках, проплывших мимо.

ПРАЗДНИК

ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ

Июньский вечер засветил огни,

и озарил зеркальные озера.

Наш столик посреди лужайки скоро

совсем потонет в лиственной тени.

Стихи в душе - замена разговора.

Мы допиваем чай, и мы одни.

О хрупкая печаль, повремени,

не привноси в гармонию раздора.

За озером уже бренчат гитары,

и весла мерно бьют по водной глади;

целуются мечтательные пары,

бредя туда, куда ведет дорожка,

нет, не любви - красивой позы ради

и ради чувства - но совсем немножко.

ПОД СУРДИНКУ

Она сказала мне: "Ты принц в постели".

Как простыня, окутывала мгла

Усталостью сведенные тела.

Цветы на стеклах в инее блестели.

Я - вновь питомец тьмы, и даль пуста,

Лишь белизна снегов блестит невинно.

Но видится старинная картина,

Нежна, изящна, ласкова, проста:

Взгляни - вдали, под лучезарной высью,

Меж древних башен чист и ясен вид,

Там рыцарь с дамой едут мелкой рысью,

Он свищет псов, летящих без оглядки,

А спутница на сокола глядит,

Что миг назад взлетел с ее перчатки.

ПОРТРЕТ

ФЛОРЕНТИЙСКОГО ЮНОШИ

Оливковый, стариннейших кровей,

Овал лица - и мраморный, и кроткий.

Его глаза - живые самородки

Бестрепетно глядят из-под бровей.

Девичий рот; волос рисунок четкий.

На сливах, что готовы пасть с ветвей,

Налет вовеки не был розовей,

Чем на его пушистом подбородке.

Здесь все твое: и город, и река.

Вино сбродило, и зерно поспело,

Чтоб песнь твоя всегда была звонка,

Чтоб ты иного не познал удела,

Чтоб ослик поспешал вдоль большака,

Чтоб женщина перед огнем сидела.

МОЦАРТ

Небесный свод, по-утреннему синий,

Над кипарисами блестящ и жгуч,

Он посылает первый чистый луч

В изящный будуар седой графини.

Как сладко этот ежедневный миг

Использовать и с радостью, и с толком!

Над вышиваньем золотом и шелком

Она склоняет пудреный парик.

Но вскоре изменяется картина:

Приходит гость, еще юнец почти,

Возжечь огонь созвучий, взаперти

Живущий в старом сердце клавесина.

Графиня с клавиш переводит взгляд

Они желты и безнадежно стары

Прочь, за окно, где в отдаленье пары

Неспешно совершают променад.

НОВАЛИС

Был взор его печален и глубок,

Он не умел другим служить опорой.

Мечтала жизнь его о смерти скорой

Так жаждет увядания цветок.

Он усмехнулся, как дитя точь-в-точь,

Узнав, что сад погиб от стужи зимней.

Его любовь жила в священном гимне,

А он глядел в окно, в туман и ночь.

Чужая тень, безжалостна, темна,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное