Вечный слушатель

Считай, со дня постройки дома.

Дом покоряется судьбе,

А ветер - все известку гложет.

Здесь кто-то вены вскрыл себе

Иль кто-то был убит, быть может?

Там, где лежу, там, где стою,

Тот - счастлив был, а тот - обманут?..

А тени прямо в грудь мою

Ладони ледяные тянут.

ДОБРЫЕ ВЕСТНИКИ

За рамой, не переставая,

Всю ночь - легчайший стук в стекло:

То ветвь, иль капля дождевая,

Иль голубь просится в тепло?

Полуразбиты доски ставней,

Идет сквозняк по этажу.

С поры, уже довольно давней,

Я выселенью подлежу.

Уже свою провижу участь;

Чужой тропой, всего скорей,

Плестись, оголодав, измучась,

В компании нетопырей.

Так у тропы однажды сяду,

Окончу путь последний свой,

Испив сладчайшую отраду

Прохладной влаги дождевой.

И голубь серебристоклювый

Мне ветку в клюве принесет,

Покой и мир предскажет скорый,

Таков да будет мой уход.

СПУТНИКУ

Мой товарищ, в этой страшной были

Привыкай идти меж конвоиров;

Знаю, всю семью твою убили,

Видно, и могилы-то не вырыв.

Почему же ты, лишенный дома,

На штыки не бросишься солдатам,

Чтобы в пласт чужого чернозема

Кануть удобрением богатым?

Что же, ведь и я живу, покуда

Не помру от слабости, от боли,

Но бреду, как не было бы худо,

Утопая в гибели все боле.

Нынче равный прочим бедолагам,

Ждешь, когда пройдет пора лихая,

И куда-нибудь походным шагом

Ты пойдешь, шутя или вздыхая.

Веришь ты, что гибель - не подарок,

И твои надежды непреклонны.

Молод ты и не видал овчарок,

Что грызут отставших от колонны!

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

Лупи! Лупи! Уже мутится разум,

Еще десяток. Нет, не дотяну.

Вот-вот конец - и все исчезнет разом,

Обвалится во тьму и в тишину.

Крошатся зубы, иссыхает глотка,

Кругом - остервененье вражьих рож,

Одна отрада: если парню с плеткой

Ты шепотом проклятие пошлешь.

Лупи! К ударам я готов заранее,

Таков уж век: безумье мчится вскачь.

Все то, что должен я тебе, Германия,

Мне в задницу впечатал твой палач.

А он меня охаживает плетью,

А он обучен множеству финтов:

На голой коже кровяною сетью

Для будущего счет уже готов.

Что ж, полосуйте, бейте, сучьи дети

Пусть я на брюхе - но еще упрям:

И этот счет, и все счета на свете

Я предъявить успею главарям!

ПО ДОРОГЕ

Едва нахлынула вода,

Нас тут же сунул труповоз

В конюшню: стало быть, сюда

Впихнул и сено и навоз.

Отнюдь не я тому виной,

Что ты распластан надо мной,

Что источаешь трупный смрад:

Я и такой постели рад.

У вшей отличное чутье,

Их попечитель - труповоз:

Для них покойник - не жилье,

Так он еще меня привез:

Полумертвец для вшей полезней!

Вот и ползут, таща болезни,

От коих, мой покойный друг,

Тебе-то и пришел каюк.

Ты умер, я живой пока,

На это плюнет труповоз,

Подохну ведь наверняка,

Ну, так с него какой же спрос?

И в общий ров для мертвецов

Он кинет нас в конце концов,

Поедет дальше - будь что будет,

А Страшный суд - он всех рассудит.

БАЛЛАДА О КГ"СОВСКОМ ЛЕСЕ

Надсмотрщики не терпят возражений:

Мы шли, в воде болотной по колени,

А если кто сгибался - тут же, рядом,

Конвойный возникал и бил прикладом.

Так, утопая в жиже, плача кровью,

Мы шли через болота к Приднестровью.

С дороги сбиться было невозможно,

Тут что ни шаг - то знак в грязи дорожной

Куда мы шли - вопрос предельно глупый,

Коль знаки вдоль дороги - трупы, трупы,

Понятные любому дурню знаки:

Мы видели, как их грызут собаки.

И мы, и все нехитрые пожитки

К утру бывали мокрыми до нитки

От ливня, - то, что мы еще живые,

Стрельбою подтверждали часовые,

А дальше - гнали с воплями взахлеб

До окаянных косовских чащоб.

Нас по двое построив, как в насмешку,

Назначили в дневную перебежку,

И мы бежали к собственной кончине,

И спотыкались мы на мертвечине,

Когда темнело - верх брала усталость,

Валились спать - в ком жизнь еще осталась.

Мы так бы и лежали до восхода,

Но вышла из чащобы шайка сброда,

И пусть у нас пожитков было мало

Так с воплями и те поотнимала,

Что ни лежало в сумках за спиной

Все, все досталось братии лесной.

Мы в темноте напрасно драли глотку,

А нас бандиты грабили в охотку,

Защелкали жандармские затворы

(Стреляли в нас, уцелевали воры),

Изъявши все, что было, подчистую,

Бандиты в лес ушли, во тьму густую.

Рассвет сквозь ветки пробивался скупо,

Не отличишь в потемках труп от струпа;

Погибших и не перечесть, пожалуй:

Вошли толпой - а вышли горсткой малой.

Погнали дальше нас. А шедшим следом

Рассказ про эту ночь казался бредом.

КЛАДБИЩЕ В ОБОДОВКЕ

Гонять отсюда песью рать

Задача непростая.

Готова вмиг тебя сожрать

Наглеющая стая.

Окоченевшую сестру

Куснул вожак матерый.

Где сын, что умер поутру?

Растерзан всею сворой.

Ты как живой: на холоду

Откуда взяться гнили?

Да упокоишься во льду,

Пусть в общей, но в могиле.

Покорствуя земной судьбе,

Истлеть - не так уж худо.

Любой завидует тебе,

Кто средь живых покуда!

ПОДОЛЬСКАЯ ЗЕМЛЯ

Поля от пшеницы в золоте сплошь,

Окоем глазами объемлю:

Не зря, не зря урожай хорош,

Столько трупов легло в эту землю!

Оно, пожалуй, не мудрено

Кровь этой земле привычна,

Здесь немало хозяйничал батька Махно,

Петлюра бывал самолично.

Земля милосердно давала приют

Всем убитым, без спроса, кряду:

Весною побеги, знала, взойдут,

Мир будет подобен саду.

Нас перегнали за берег Днестра

Палачей не возьмешь на жалость.

Нас двести тысяч было вчера,

Едва ли четверть осталась.

Да и к нам, скорейшую гибель суля,

Подступают отродья палачьи: