В прибрежном рассоле, буром и жидком,Пухнут убогих шлюпов тела.Как рубаха, замызгана парусина,Гниет на любом кривая щагла.Их прибирает к рукам водянка, —Так на ветру, при свете луны,Лежат на волнах, развесив снасти,Жалкие чаячьи гальюны.
2
Кто бросил их здесь? Сосчитать попробуй.Коносаменты для них не указ.Однако приходит однажды некий,Кому посудина в самый раз.Он гол, и бос, и, ясно, без шляпы,У него не лицо, а комплект морщин.Посудина видит его ухмылку —Ох, лучше не знать бы таких мужчин.
3
Он плыть решает — и вот перед портомПочетный строится караул,При нем акулы плывут эскортом:Да-да, он держит личных акул!Вот и пришел соблазнитель последний —Уставясь в полдневную синеву,Посудина тащится — та, что решиласьЕще маленько побыть на плаву.
4
Он выкроит куртку из парусины,За обедом рыбу сжует сырьем;В трюмной воде пополощет ноги,Коротая часы с кораблем вдвоем.Порою глянет в молочное небо,Чаек приметит — его не учи,Сам их изловит силком нехитрым,Кинет акулам: пожалте харчи.
5
О эта дорога в пассате восточном!Он, бывает, поет, выходя на ют.Заплутавший угорь, а с ним акулыРассуждают: ну что ж, и под пыткой поют.Но вот в октябре наступит однаждыНа палубе жуткая тишина,Он на корму выходит, бормочет.А что бормочет? «Завтра — хана».
6
При свете луны он все там же, на юте,По привычке мирно спит до утра,Но чует: другой корабль бесхозяйныйСтоит на расстояньи багра.Он ухмыльнется, решится разом;Причешется; медлит короткий миг,Прощаясь: жаль, но любовница этаБыла похуже, чем он привык.
7
Ничего. Он стоит, за поручень взявшись,Смотрит, решению вопреки,Как тонет корабль, что был ему домом,Как блещут его акул плавники…
8
Так и живет он, скитаясь вечноНа кораблишках-последний-сорт, —Следит за луною, не забываяВовремя выкинуться за борт.Он гол и без шляпы, зато при акулах,Он помнит свой мир и предвидит путь.Он знает радость: тонуть все время,И другую радость: не потонуть.