Вечный слушатель

Он — говорящий том; отверстый книжный шкаф;
Пустынник в городе; присяжный мозгоправ;
Надсмотрщик юных гряд, где возрастут когда-то
Высокие столпы — опоры магистрата;
В проливах мудрости — паромщик для телят,
Что свой унылый путь к стране почета длят;
Наемный конопас, подчас язвящий больно
Пасомых жеребят; гребной баркас до Кельна —
Для тех, кто не бывал по молодости лет
На франкфуртских торгах, то бишь не видел свет.
Порой измыслит он, что менторство подобно
Правлению страной, но рассудив подробно,
Поймет, что сей прилив тщеславья не к добру,
Павлином пятится и жмет перо к перу.
Касаться бы ему лишь лейденских познаний —
Нельзя б найти тогда счастливца несказанней,
Обретшего еще при жизни пьедестал,
И для кого златой на свете век настал.
Он в книжный шкаф глядит, как в лес, внимая оком,
Воздать старается, впивая, всем потокам,
Чтоб влагой скопленной смягчить в конце концов
Иссохшие мозги бездельников-юнцов.
С оракульским готов он дать ответы жаром
Любому, кто придет с хорошим гонораром,
И адвокат речет с презрением тогда —
Мол, теоретику не долженствует мзда.
Он в сутки целый час приговорен трудиться,
Четырежды к трудам его зовет седмица,
Но к лени и вину привержен он весьма —
Нередко зал закрыт, и кафедра нема.
О дни Созвездья Пса — предел его восторга.
Возможно вычислить срок рыночного торга
По цвету щек его в дни пьянки даровой, —
Он в ней находит смысл докуки годовой;
Сколь трудно сочетать с преподаваньем пьянку!
В аудиторию войдет он спозаранку
И лекцию начнет, сквозь бороду бубня,
Являя в свой же хвост впряженного коня.
Он длит дискуссию незрелых книгогрызов,
Как рыцарский турнир: одни бросают вызов,
Другим приходится призвать всю мощь свою —
Но победителей и тех, кто пал в бою,
Он поведет в трактир, и споры все рассудит,
И ясно, что платить за выпивку не будет.
Ему соединять навеки не впервой
Околыш докторский с ослиной головой,
Он к соискателю приступит, с полным правом
Беседою в него вгрызаясь, как буравом,
И будет вопрошать, не ощутит пока
Желудка тяготу и грузность кошелька.
Ко князю иль к послу, к хозяйскому радушью
Идет, как важный гость весь вечер сыпать чушью,
Древнееврейскую смешав с латинской речь,
Поскольку выпивкой не может пренебречь.
При князе лекцию читая зачастую,
Всегда возносит он средину золотую,
Приписывает ей и свойства, и права, —
Воскликнет кто-нибудь: Какая голова!
Какие выводы!.. Но слушатель немногий,
Что тысячам внимал подобных апологий,
Проговорит на то: Его жене хвала,
Что речи образец ему с утра дала,
Блеснул его талант сверкающею гранью,
За завтраком покрыт отборной бабьей бранью.
Так медленно идет он к матери-Земле,
Но имени его — не вмиг пропасть во мгле,
И нарекут его, напутствуя, коллеги,
О вечности всплакнув, о дней поспешном беге,
Алмазом Клаббека и светочем веков,
Считая: он не стал, но мог бы стать таков.