Вечный свет

Он пускается в рассуждения, судя по всему, являющиеся интерпретацией совета, который Дикон Тревор дает молодым бойцам в каких-нибудь боксерских клубах или даже собственным сыновьям о том, как сохранять хладнокровие в стрессовых ситуациях. Он делает это из самых добрых побуждений, и Бен не знает, как сказать, что сейчас его совет абсолютно не по адресу. Поэтому он просто затихает в ожидании, когда речь кончится и он сможет улизнуть. Нам снова нужно остаться одним, говорит страх. Тревор это замечает, и на его лице опять появляются замешательство и огорчение.

– Куда ты улетел, приятель? Я думал, мы друг друга понимаем.

В этот момент в конце металлической автобусной аллеи появляется уставший ждать Родни. На нем его обычный смехотворный берет и оливковая куртка, на которой черным маркером написано ASWAD[23]. Он протягивает Бену его обычную дозу ливанской травки в маленьком пакетике.

– Эй, уйди, у нас тут разговор, – обращается к нему Тревор.

– А нам тут надо маленькое дельце порешать, – говорит Родни.

– Что? – спрашивает Тревор.

– Ну ты же знаешь. Целебные травки…

– Что? – повторяет Тревор. – Это худший закос под растамана, который я видел. Ты где всего этого нахватался? Пластинок переслушал?

– Да ладно тебе, дедуля, – отвечает Родни, стараясь бочком пробраться мимо Тревора. – Я просто выказываю уважение, там корни, культура… Понимаешь, о чем я?

– Это не твоя гребаная культура! Вот это новости, да?! Ты белый сопляк! И убери отсюда это дерьмо! Не забивай голову этому парню, он и так не в порядке. Посмотри на него!

Сам же Тревор в этот момент даже не смотрит на Бена, он выражается риторически, потому что уже начинает выходить из себя, а Бен тем временем хватает пакетик, сует в лапу Родни голубую пятифунтовую купюру и делает ноги, оставляя Тревора в отчаянии втягивать воздух сквозь стиснутые зубы.

Через дорогу, мимо заколоченного старого кинотеатра «Одеон», он дважды сворачивает и петляет на ноющих ногах. Страх начинает просыпаться; он знал, что жареные ребрышки так будет, но теперь у него, по крайней мере, есть лекарство, верная доза средства, размягчающего сознание, которое он так жаждет принять. Неуклюже справившись с ключами, он влетает в дом сестры, проносится мимо ее дочерей, делающих домашнюю работу перед телевизором, отказывается от своего чая, взмывает вверх по лестнице в свою комнату и закрывает дверь на задвижку. Непослушными руками забивает косяк, огонек потрескивает на кусочках смолы, а затем появляется густой маслянистый дым, дарующий забвение и долгожданную передышку после двадцати кругов наперегонки с демоном.

Как много дней проходит так.

Алек

– Оставь, я уберу, – говорит Алек Сандре, когда та машинально начинает собирать миски со стола.

– Серьезно? – спрашивает она, вскинув брови. Он старается, хоть его и не назовешь домохозяином.

– Да, без проблем, встреча только в десять, а пикет в час. Я сегодня праздный джентльмен.

– Ну ладно. Спасибо, милый.