Вечный свет

Как только рутмастер снова оживает и они продолжают движение по лучшей части их маршрута, в голове у Бена воцаряется какой-то ошеломленный покой. Куинс-роуд, Нью-кросс, Ламберт-стрит, Бексфорд-хилл, бексфордское депо. Загроможденная котловина города остается позади, и, по мере того как они преодолевают последний зеленый подъем, крыши вокруг исчезают. Вдали виднеется шквалистый апрельский дождь, похожий на маленького смазанного дозорного, раскинувшего темные щупальца над пустырем, где когда-то были доки. Но покой, который ощущает Бен, не абсолютный. Он чувствует, что страх все еще на месте; чуть живой прячется в подвале и обязательно выберется обратно, как только пройдет потрясение от реального мира. Но сейчас он тише, чем когда-либо, даже тише, чем в хорошие дни. Ноги у Бена ватные, грудь болит, лоб вспотел, а руки ледяные и не слушаются – поэтому-то его страх и сидит тише воды. Его хилое, тощее тело городского примата каждую минуту настойчиво напоминает ему о своей материальности и уязвимости, требует принять во внимание, что оно не просто сосуд, в котором можно хранить всякие ужасные мысли. Это с ним, с ним самим – с телом, с человеком, с личностью – чуть было не случилось нечто плохое. «Твои пальцы такие же настоящие, как и твои мысли, – говорят ему пальцы. – Вообще-то даже более настоящие». Это поразительное ощущение и, честно говоря, не очень-то приятное. Ведь если бы кто-нибудь, какая-нибудь добрая крестная фея предложила ему избавиться от внутреннего страха в обмен на страхи из реального мира, он бы тут же согласился. Он подумал бы, как всегда думает, когда скован страхом: противоположностью тому, что его сковывает, является невообразимое и бесконечно желанное ощущение покоя. В сравнении с этим небольшой переполох с кучкой скинхедов это просто «как два пальца». Несомненно, выгодная сделка. Только все отнюдь не так. То, у чего хватило мощи заткнуть эти жареные ребрышки, далеко не умиротворение, а другое, более сильное и более острое ощущение. Быть может, если он не хочет жить в личном адском мангале для барбекю, ему придется согласиться впустить в свою жизнь все те ощущения, далеко не всегда приятные, которые появятся, если он позволит жизни наполниться событиями. В голове начинают ворочаться гигантские, смутные, тревожные мысли. Может, это пустота его жизни создает весь этот ад или даже эта самая жажда покоя? Может, все это время он сам прижимал к себе этот личный ад? Эти мысли, не имеющие четких очертаний, как сталкивающиеся облака, размазывающие в лондонском воздухе разные оттенки серого, растворяются в большом небе, стоит лишь к ним приблизиться. И коль скоро это довольно тревожные мысли и за них сложно ухватиться, скорее всего, их просто сдует, так же как и чувство вины, которое Бен испытывает за то, что могло бы случиться с Тревором.

Бексфордское депо. Рутмастер занимает свое место в кирпичном гараже с заляпанным маслом полом. Урод в полосочку нетвердым шагом озадаченно удаляется, нахмурив красный лоб. Он, очевидно, не имеет ни малейшего понятия, где находится. Благодаря пробкам обратная дорога заняла так много времени, что они вернулись как раз к концу своей смены. Едва успев отметиться и сдать билетный аппарат и выручку в офис, Бен предпринимает попытку ускользнуть. У выезда на Ист-хилл он видит Родни, который околачивается там, чтобы продать Бену спасительное средство, помогающее ему спать и избавляться от ночных тревог. Но Тревор ловит его в красном коридоре между их рутмастером и соседним.

– Так что все-таки там случилось? – вопрошает он.

– Не знаю, – неуклюже отвечает Бен. – Я не… Я… Кажется, я сказал ему заткнуться.

– Кажется?

– Я думал о другом.

– Но зачем ты ему это сказал?

– Не знаю.

– Ну же, приятель, все ты знаешь. Давай, выкладывай.

Невозможно объяснить, что он вообще-то разговаривал совсем не с тем скинхедом.

– Он что-то мне сказал, но я не помню, что точно.

– Как ты можешь не… Ладно. Что такого ужасного, по-твоему, он тебе сказал?

– Я не очень-то слушал, понимаешь… Кажется, он сказал, что засунет билетный аппарат мне в жопу.

Произнеся это вслух, вставив в разговор и осознав, что страх превратился в абсурд, Бен вдруг начинает хихикать. Он заражает Тревора, и тот тоже принимается хохотать. Некоторое время они оба качаются от смеха, стоя между автобусами.

– Тогда понятно, – говорит Тревор. – Теперь я понял. – Он подавляет последний хохоток. – И ты просто вышел из себя, да? Просто вот так, ни с того ни с сего. – Он щелкает пальцами. – Но ты ведь не агрессивный парень? Я полагаю, у тебя просто не было достаточно возможностей научиться сдерживаться или справляться с ситуацией, когда все принимает такой оборот. Дело здесь в том, что…