Вечный свет

– Ой, нет, спасибо, – говорит она. – Я вегетарианка. – Она глядит на зарумянившуюся, сдобренную специями кожицу, с которой капает искрящий на углях жир. – Вас это не… эм-м, беспокоит? Что у вас тут полный мангал мертвых созданий?

– Нет, – твердо отвечает Бен.

Он снова окидывает ее взглядом и только тогда понимает: Клив занят, и она нервно прибивается к нему, несмотря на преступную плотоядность, потому что, кроме него, белых в саду больше нет. Он и сам не то чтобы забыл об этом. Когда он объявил сестре, что будет жить с Маршей, она была весьма красноречива. Эта тема так или иначе многократно всплывала между ним и Кливом, который тогда еще жил дома и ясно дал Бену понять, что ему не все равно; что его напрягает тот факт, что его мать спит с «гребаным паучком-альбиносом» и что он сомневается в отцовских, или в данном случае отчимских, способностях Бена. Но сегодня он даже не задумывался об этом, все внимание перетянуло на себя противостояние Оджо – Симпсон. Бен откладывает щипцы и пытается сослужить службу.

– Значит, вы с Кливом вместе учитесь? Что ты изучаешь?

Она отвечает, что изучает гостиничный и кейтеринговый сервис, но она не уверена, что ей это подходит. Это не то, что ей на самом деле интересно. Бен отвечает «м-м-м», и спрашивает, знает ли она в таком случае, что ей на самом деле интересно, ведь в этом не всегда просто разобраться. Она с ним соглашается и говорит, что еще не определилась. Возможно, путешествия. Когда она путешествует, то чувствует себя такой живой. «М-м-м», – отвечает Бен, который, не считая клиники, никогда не бывал за границей лондонского автобусного маршрута. Она говорит, что есть место, куда она просто мечтает попасть, таким волшебным оно ей кажется, и это Таиланд. Бен отвечает: «Правда?» – «О да, – говорит она, – очень одухотворенное место. И еда потрясная» – «М-м-м», – отвечает Бен.

– Как вы тут? – К ним присоединяется Клив. – Присела Бену на уши?

– С ним так легко общаться!

– Серьезно? – ухмыляется Клив. Пожалуй, в его интонации есть ирония, но сейчас она не звучит враждебно. Если он кого-то и подкалывает, так это свою подружку (чье имя Бен не запомнил).

– Хочешь еще цыпленка? – спрашивает Бен.

– Не, я все.

Клив похлопывает себя по животу и потягивается. Из двоих сыновей Марши он тот, который симпатичный.

– Похоже, воцарился мир, приятель, – говорит он, оценивая картину у стеклянных дверей.

Джулиус и Отто курят сигары Джулиуса, Рути катается на плечах у Грейс, Глория сказала что-то Марше, от чего та все хохочет и хохочет.

– Да уж, хвала небесам, – говорит Бен.

– Мама, похоже, счастлива.

– Ты думаешь? – мгновенно напрягаясь, спрашивает Бен.

– Уверен. Может быть, – добавляет он, злобно косясь на Бена, – это потому что она может помыкать тобой целый день, сколько захочет.

– Клив! – восклицает девушка. Она не уверена, что он имеет в виду, понимает лишь, что это не к добру.

– Нет, не поэтому, – говорит Кертис. Он очнулся от дремоты, ухватив лишь самый конец диалога, и теперь, зевая, приближается к ним. Он худее брата. Мягкий парень с большой головой. Глаза заспанные, на коже желтовато-серый оттенок усталости. В этом тридцатиоднолетнем парне уже виднеется бухгалтер среднего возраста. – Не только поэтому, во всяком случае. Это потому что ты не похож на нашего отца.

Клив бросает на Кертиса взгляд, отнюдь не шутливый.

– Я знаю, что она скучает по нему, – говорит Бен. На самом деле он не знает этого, но он много думал об отсутствующем Клайде. Бену кажется, что ему никогда не заполнить оставленную Клайдом пустоту, а если это очевидно для него, то для Марши и подавно.

– Да уж, все постоянно рассказывают, какой он был классный, – говорит Кертис.

– Ну, он и был, – говорит Клив.

– Когда он был в настроении, то да. Тогда он официально был Главным Весельчаком. Самым главным весельчаком. Душой компании. Но у него бывали такие перепады. Он днями мог ходить, надувшись, как индюк. «Уйди с глаз моих долой, парень». «Может в этом доме быть хоть минута покоя?» «Слышать больше не хочу про всю эту африканскую херню». Помнишь же, Клив?

– Это да, – говорит Клив.

– И хорошее настроение у него бывало в основном где-то, а плохое – дома, поэтому маме приходилось все это впитывать, понимаешь? И в итоге все получали веселого парня, клевого музыканта и замученную женщину, а все его друзья потом говорили: «Дорогая, ты чего? Расслабься».

– Как будто это помогает! – вставляет девушка.

– Ага, – говорит Клив, не глядя на нее. – И у нее всегда было такое выражение, прямо по губам было видно, как будто она пыталась удержать на лице маску.

– Давно его не видел, – говорит Кертис.

– Ага, – говорит Клив.

– Потому что она больше так не делает. Потому что Бен не дует губки типа: «Я несчастен, женщина, и кому-то придется за это платить».

– Ну, разумеется, нет, – отвечает Бен, сбитый с толку. – Она же удивительная. С чего мне быть несчастным?

– И правда, с чего бы, – тихо повторяет Кертис, словно что-то доказал. Он похлопывает Бена по руке.