Отведя взгляд, Глория сдержанно подставляет Бену щеку – она еще не определилась в своем отношении к столь эксцентричному выбору сестры, а может, определилась, просто не в его пользу – и Бен провожает всех через гостиную к большим стеклянным дверям, ведущим на террасу. Марша моет руки и составляет тарелки. Как раз в этот момент на садовой дорожке появляется Отто, младший брат почившего Клайда Симпсона: смуглый молодой мужчина в очках, берете и плаще, с клочковатой, взъерошенной бородой джазмена, очень похожий на мужа Марши с парадного портрета, висящего в гостиной, за исключением берета, бороды и настороженного взгляда, зеркально отражающегося и на лице его спутницы – Маргарет, тоже учительницы. Выражение у обоих собранное и ироничное, словно они уже наблюдают за происходящим с заранее выбранной позиции где-то позади их собственных тел. Но их дочь Глория не разделяет их настрой. Ей почти четырнадцать, неловкий возраст между детством и юностью. Сегодня она хочет быть ребенком: она обнимает тетю и бросается в дом в поисках Рути, которая души в ней не чает. Бен подбирает упавшие пальто.
Закрывать дверь нет смысла. По дороге уже идет Адди, крутя на пальце ключи от машины, а с другой стороны маячит младший брат Кертиса Кливленд, приобнимающий девушку, которую никто не знает. Нет, он ее не тискает; скорее гладит ее длинные светлые волосы, успокаивая или, наоборот, подначивая перед первой встречей с кланом в полном составе. Они идут, и Кливленд аккуратно подталкивает ее вперед. У ворот они встречаются с Адди, и та говорит что-то, от чего Кливленд хохочет, а девушка улыбается. Они заходят; двенадцать, тринадцать, четырнадцать – ну, вот и все, клан в полном составе. Семья Оджо, преуспевающие тори с бездонными карманами, с одной стороны; бюджетники Симпсоны, члены организационного комитета ежегодного карнавала, имеющие трения с законом, – с другой; посередине оба сына Марши – застенчивый бухгалтер и неопределившийся студент. Не говоря уже о самой Марше, со всех сторон демонстрирующей свою замену мертвому Клайду – чудаковатого, тощего, белого, психически больного су-шефа. Столько потенциальных катастроф. Столько всего может пойти не так.
Марша обслуживает всех как одержимая, отправляет в сад одну нагруженную тарелку за другой. Бен носится с пивом, соками, шампанским и гигантским кувшином розовой «Фанты», очевидно, нигерийской штуки. В перерывах он переворачивает цыпленка. Вся партия, которую он успел пожарить, уже разлетелась, и он загружает вторую. Дети возятся вместе, а старшие расставили садовые стулья небольшими лагерями: Оджо у стеклянных дверей, Симпсоны поближе к сараю. Марши нигде не видно. Иногда ее надо прямо-таки выгонять из кухни. Если он за ней не сходит, она может так и остаться там до следующей перемены блюд, прячась от собственной вечеринки. Он входит в дом и, проходя мимо семейства Оджо, слышит, как Глория бурчит что-то насчет приправ в эуа агойн.
– На вкус точно такая же, как твоя, мам, – говорит Адди. – Ну, в смысле прям точно такая же.
– Естественно, черт возьми, – гремит Джулиус. – Они обе учились у своей матери. По одному рецепту.
О господи.
– Пойдем, дорогая. Выходи, – говорит Бен. – Все хотят тебя видеть.
– Ладно, ладно, – отвечает Марша.
Она снимает фартук и выходит. В дальнем конце сада стоит пустое кресло, но Адди встает и похлопывает по своему месту рядом с Глорией.
– Садись, тетя, – говорит она и относит свою тарелку поближе к лагерю Клива и Кертиса. Марша усаживается, несколько нарочито изображая беззаботность.
Глория смотрит на удаляющуюся дочь, задрав подбородок.
– Знаешь, она отлично справляется. Говорят, она уже настоящая звезда в своей палате.
– Нисколько не сомневаюсь, – говорит Марша.