Бен считает, что, когда они впервые встретились, пастор Майкл его невзлюбил. Еще бы, ведь Марша, будучи вдовой и владелицей процветающего бизнеса, могла бы стать настоящим призом для кого-нибудь из прихожан – кто знает, возможно, и для самого пастора: от Бена тогда не ускользнул его странный заинтересованный взгляд. Но все это сошло на нет после того, что церковь триумфально сотворила с ним; с жилистым, потрепанным, вторгшимся на их территорию белым парнем. Теперь Бен объект их гордости, одно из чудес бексфордской Ассамблеи. «Оставь его!» – кричал пастор Майкл, и примерно тогда, то ли благодаря молитве, ураганом пронесшейся по его внутреннему дому, то ли по причинам, ее включающим, злой дух его оставил. Бен был потерян, а теперь был обретен. Он был сухими костями и теперь вернулся к жизни. Он был остовом, но неистовая священная буря пронеслась над ним, очистила его, собрала его из осколков, поставила прямо и снова сделала человеком. Он – живой и говорящий пример избавления, так что нет ничего страшного в том, что он держит руку Марши.
Иногда по воскресеньям устраивают «Воскресения юности», там почти постоянно играет музыка, перемежающаяся торжественными выступлениями бексфордских подростков, которые пытаются не сбиться с пути и не поддаться соблазну вступить в банду и попробовать крэк. Иногда по воскресеньям дети помладше гордо маршируют в костюмчиках серафимов и херувимов. К ним часто приходят приглашенные проповедники, циркулирующие в Ассамблеях Спасения. Но сегодня снова очередь самого пастора Майкла. Он проводит часовую службу, вышагивая по сцене и между рядов с микрофоном в руке, потеет, выкладывается, хрипнет, возносит преданность Господу, а хор подхватывает, возносит ее еще выше, исполняя на манер госпелов старые гимны, добавляя нотки западноафриканского хай-лайфа для тех, кто скучает по Ибадану, и добывая новые молитвенные мотивы из сакральных (но не чуждых блюзу) уголков души.
– Если Господь не созиждет дома, – говорит пастор Майкл, – напрасно трудятся строящие его. Псалом сто двадцать шесть. Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его. Как они трудятся? Напрасно! Аминь. Все так. Вы можете построить высокий дом, и он падет, если Господь его не охранит. Он падет! Превратится в груду кирпичей. Рухнет! Неважно, насколько он высок, неважно, насколько прочен. Хоть десятиэтажный дом, хоть двадцатиэтажный, хоть небоскреб, хоть великая башня, все одно – если Господу не по душе, он падет. Что Господь сделал с башней? С какой башней? Вавилонской! Аминь. Он ее обрушил. Раз – и все, и ничего не осталось. Подумайте. Представьте, сколько трудов уходит на то, чтобы построить башню; сколько дней нужно катать тачку, возить кирпичи и цемент. Как вы знаете – а кто-то, возможно, и нет: когда я приехал в эту страну, я искал работу, а для парня из Лагоса это не очень-то дружелюбное место, понимаете, о чем я? У меня в кармане было всего пятьдесят шиллингов. Но у меня, знаете ли, были крепкие руки, и мне дали работу на стройке. И ох, как это тяжело. (