Вечный зов (Том 1)

- Вилы прислони к скирде - и марш в деревню. А то завтрева на уроках дремать будешь. Петрован, запрягайте, чего там мнетесь? На обратном пути коней в логу покормите. Да не грузите больше пятнадцати пудов на бричку. А завтра с утра всех коней на скирдовку пшеницы пустить.

Все это председатель говорил, не сходя с места. Он сидел теперь только спиной к столу, широко расставив ноги в заскорузлых сапогах.

Глафира кончила писать, взяла тряпку, развернула ее перед председателем и Кружилиным. Мокрыми неровными буквами на тряпке было написано: "Хлеб фронту".

- Ладно, что ли?

- Сойдет. Все одно ночью ничего не видно. Приладьте на головную бричку, сказал Панкрат не глядя.

Глафира ушла.

- Поздновато ты начал хлеб нынче сдавать, Панкрат Григорьевич, - сказал Кружилин. - Первый обоз это, кажется?

Панкрат долго ничего не отвечал, сидел и смотрел, как запрягают лошадей, как грузят новые брички.

- Поспешишь - людей насмешишь.

Председатель был не в духе, он был недоволен, что приехал секретарь райкома.

Просматривая в райкоме сводки хлебосдачи, Кружилин удивлялся, что в графе против колхоза "Красный колос" неизменно стоит прочерк. Полипов несколько раз докладывал: Назаров не сдает хлеб государству. "Злостно, злостно не сдает... А время, надо же понимать, не мирное сейчас..." - бросил он зловеще в последний раз. Кружилин не имел возможности вырваться в колхоз сам, звонил по телефону. Назаров выслушивал Кружилина спокойно, обещал начать хлебосдачу. И не начинал.

Груженые брички, поскрипывая, отъезжали от хлебных буртов, уступая место порожним. Женщины ведрами и плицами проворно насыпали мешки.

Наконец все подводы были нагружены. Петрован Головлев опять подошел к председателю, но тот только махнул рукой:

- С богом.

Старик, не проронив ни слова, повернул назад. И тотчас заскрипели брички, обоз тронулся.

- А не маловато по пятнадцать пудов на бричку? - спросил Кружилин, когда обоз отъехал.

- Кони приставшие. А завтра скирдовать будем.

- Значит, завтра хлеб не повезешь сдавать?

- Почему? К ночи отправим еще один обоз.

- Еще двадцать подвод по пятнадцать пудов. Всего с сегодняшним шестьсот пудов. Это около сотни центнеров. На календаре вторая половина сентября. Не маловато?

- Сколь можем.

- Мудришь ты, Панкрат, вижу...

Сидевший все время неподвижно, Назаров вскочил.

- Слушай! - И взмахнул обеими руками. - Слушай, я сейчас ругаться буду. По-зверски. А тут народ. Потому пойдем-ка отселя... Ты куда сейчас, в Шантару?

- Туда надо подвигаться.

- Вот и поедем. Мне по пути - я на ток второй бригады. По дороге и поругаемся. В степи одинокой.

Но в "степи одинокой" Назаров ругаться не стал. Едва отъехали от тока, он, остывший уже, спокойно сказал:

- Ежели я мудрю, то по вашим же указаниям.

- Это как понять?

- Просто все понимается... Райкомовское было постановление, чтоб без потерь убрать? Было. В первый же день войны. А я что делаю? Вон, скирды видел необмолоченные на току? Там - вся рожь наша. А в других колхозах? На корню еще половина. А ежели непогодь? То-то и оно. А у нас не обсыплется. Тут пшеница пошла подходить. Косим, скирдуем, насколько сил хватает. Комбайнов эмтээсовских у нас всего два. Что с ними успеешь? Дале - мужиков, самых работящих, на войну повзяли. Коней райисполком половину на этот завод мобилизовал, что эвакуированный. За остальных боюсь, - может статься, для войны заберут. А?

- Может статься.

- Ну вот... Да как же мне делать-то? А хлеб потерять - ты меня как, ладонью по макушке погладишь али кулаком по затылку? Потому и крутимся. Вон, гляди...

В стороне, метрах в четырехстах, десятка три женщин в разноцветных платках и кофтах жали серпами пшеницу и вязали ее в снопы. Заходящее солнце разлилось по жнивью, золотило его, и тугие снопы лежали тоже как золотые слитки.

- Видишь, всяко приловчаемся. Сожнем, составим в суслоны, заскирдуем потом. После обмолотим потихоньку. А хлебосдача будет. Куда мы от хлебосдачи?

- Так-то оно так...

- А что не так?

Но Кружилин на этот вопрос не ответил.

С полкилометра проехали молча. Карька-Сокол, умаявшийся за день, теперь не рвался из оглобель. Панкрат еще раз оглянулся на жниц, проговорил:

- Вот сколь знаю эту Агату Савельеву - не нахвалюсь.

- Она, что ли, там?

- Она. Собрала старушонок - и айда. Эвон сколь за день выпластали. Подмога. - Помедлил и добавил: - Повезло хоть в этом Ивану. Одно слово звень-баба.

- Что значит - звень?

- Люди - они как церковные колокола. Иной вроде и отлит чисто, на солнышке янтарем горит, по виду так и красивше нету. А ударь - с дребезгом звон, со ржавчиной, вроде в чугунку ударили. А бывает - и на вид неказистый, зеленью изъеден. А тронь - и запоет, вроде бы заря по чистому небу расплывается. Это и есть звень-колокол.

Назаров, пошевеливая спутанными бровями, в которые туго набилась степная пыль, сурово смотрел, как спускалось за острый каменный гребень Звенигоры большое желтое солнце. Край солнечного диска уже расплющился о гранит, подплавился, растекаясь по макушке утеса красно-багровыми ручьями.