После короткой команды оба кидаемся к дверям.
Пять минут.
Всего пять минут нужно двум охотникам, чтобы смерчем пройтись по аляповато-цветастым коридорам депутатского дома.
Люди вперемешку с оборотнями ложатся на разноцветные ковры — нас не остановить.
Как новенький комбайн, в котором смазаны все детали и четко подогнаны одна к другой, мы собираем кровавую жатву.
Оборотням жертвуются иглы и поясные «яблочки», людям достаются «маслята» из УЗИ.
Никто не заслуживает жизни. Напарник замечает рану на моей руке и не говорит ни слова, и так все ясно.
Очередная дверь, он скрывается за ней. Вой, удары, я забегаю в другую комнату — навстречу бросаются три перевертня.
Через полминуты встречаемся с побледневшим напарником в коридоре. На мой кивок показывает выставленный вверх палец.
— Ударился о шкаф, не рассчитал силы. Всё в порядке!
Ещё десять минут и должна прибыть доблестная милиция.
Десять минут — так мало для прощания.
Мы поднимаемся в комнату, где испуганно хлопает глазенками завернувшаяся в одеяло блондинка. Так и не снимает мокрое полотенце со рта, чувствует запах почти выветрившегося газа.
— Жива-здорова? — спрашивает напарник.
— Да, — дрожащим голоском чирикает блондинка. — Дяденьки, а что это было?
— Не до разговоров, красавица! — рявкаю я, она испуганно сжалась, приходится смягчить тон, и так натерпелась. — Собирайся, и бегом со своим спасителем на волю.
— Ты знаешь, что я не смогу, — говорит напарник, когда мы отворачиваемся от одевающейся девушки.
— Знаю, поэтому сделаю все сам. Оставь пластины, последняя граната будет моей, — я достаю из грудных карманов пластинки меди.
Охотники, которых укусили оборотни, обязаны умереть — первый закон выживания нашего клана.
Охотники, ставшие оборотнями, превышают всех в силе, коварстве, но не могут сохранить разум — убивают направо и налево. Хотя происходили случаи, что укушенные вставали на сторону перевертней, каким-то образом сохраняя память. Но это ещё страшнее. Охотник-оборотень всегда уничтожает потенциальную угрозу — других охотников…
Мы с напарником всегда знали — на что шли. Вот и сейчас он только грустно вздыхает, вытаскивает все имеющиеся запасы меди.
— Дяденьки, я готова! — амазонка сверкает прорехами на одежде, но за неимением лучшего и так сойдет.
Юбка чуть выше колен, футболка обтягивает задорную грудь, легкие сандалии. Само совершенство в каждой черточке. Просто мечта любого мужчины, не удивительно, что оборотень положил на нее глаз.
— Прощай, Владимир! — я распахиваю объятия другу и товарищу, с которым так много пережили вместе.
— Прощай, Александр! Если родится мальчишка — назову твоим именем! — родной человек крепко обнимает в ответ.
Серые глаза предательски блестят, никогда не видел у твердохарактерного брата слез, но тут капля влаги скользит по испачканной щеке.
— Держи подарок! Потом пугать детей будешь! — я сдергиваю с головы манекена и подкидываю в воздух резиновую маску.
Лицо скуластого мужчины с мышиным цветом волос полетело по направлению к отцу.
Владимир ловит маску в воздухе и засовывает за пояс.
— Доброй охоты, Александр!
— Не обижай тетю Машу! Пусть простит, если что не так. Идите! — я отворачиваюсь от них и бегу к «оружейке».
Развешанное, разложенное, приставленное и сложенное оружие внушает трепет. Но меня интересуют не игрушки смерти, а два ящика с гранатами. Ребристые плоды лежат рядками, как в магазине. Обертываю листами меди, скрепляю хомутами и привязываю леску к кольцам предохранителей.
Двоих дергающихся оборотней вытаскиваю во двор, к остальным. Оборотня-депутата разносит по гладким плиткам бассейна в разные стороны, голубая вода окрашивается красным. Изредка подергиваются регенерирующие перевертни, пока я подкладываю малиновые подарки. Последний раз бросаю взгляд вслед убегающей паре — они на самом краю равнины.
Владимир поднимает вверх руку, словно протыкает небо кулаком. Я отвечаю ему тем же и дергаю зажатые в руке концы лески. Последняя граната с отщелкнутым предохранителем удобно устраивается в кармане.
Последнее, что я вижу — ослепляющая белая вспышка…
Я во сне слишком приблизился к костру и, когда белобрысый парень подкинул дров, неожиданная вспышка ослепила сквозь сомкнутые веки. Жар опалил ресницы и инстинктивно я отпрыгнул прочь с нагретого места. В руке черноволосого я заметил нож.
Я отпрянул от костра, перекатился через валежину и тут же встал в стойку. Внимательно следившие за моими действиями глаза ребят начали удивленно расширяться. Я ещё находился во власти сна.
Владимир… Александр… Мама… Или прошлое, или кошмар. Хочется думать, что кошмар… Или всё же прошлое?