Евгений заезжал всё реже, оно и понятно — диплом на носу. Да и после пропаж ведарей тетка осторожничала, мало того, что мне не удавалось покинуть круги защиты, так и сама почти никуда не выбиралась.
Евгений мало чем радовал, когда я расспрашивал о Юле. Он рассказывал о постоянно встречающей у техникума милицейской машине, о том, что пропадала на несколько дней, потом появлялась и прятала глаза за большими солнцезащитными очками.
Постоянно вспоминаю рассказ о том, как передал записку. Как вспыхнули карие глаза, как радостно зажглась улыбка, как посветлело личико. Конечно, много Евгений добавил от себя, поэтического таланта у него не отнять, но записку, посланную от Юли, я хранил под человеческим манекеном. На небольшой четвертинке листка округлым почерком старательно выведено:
Тетя ничего не знала о нашей переписке — не хотел лишний раз волновать старушку, одним щелбаном сбивавшую быка с ног.
Милиция отцепилась, пару раз заезжали, брали показания и на этом успокоились. Местные тоже не совались к нам. Тетя быстро отучила стучаться в калитку заемщиков и болтушек. Соседи немного посудачили о моем неожиданном появлении и вернулись к своим огородам — наступила пора сажать и сеять.
Тетя тоже заставила посадить картошку, лук и другие овощи. Единственное неудобство заключалось в том, что лопата не давалась, приходилось копать руками, как кроту. Однако после кадушки с щебенкой это показалось детской шалостью — за одну ночь управился.
— Два солдата из стройбата заменяют экскаватор! — комментировала мою работу сидевшая на лавочке тетя. — Вот не сможешь восстановиться в техникуме, тогда отправишься в армию, у тебя уже и опыт имеется — прямая дорога на генеральские дачи.
— Восстановлюсь, закончу и тогда в армию! Потом можно и в институт поступать, если за два года всю учебу не выбьют. Я же существо ласковое и нежное, мне бы плюшки трескать да в телек пялиться, а ты меня копать заставляешь! — ворчал я на тетю.
— Копай глубже, иначе перекапывать заставлю, нежное существо! — тетя пульнула щепочкой.
Я еле успел увернуться от пролетевшего снаряда. Щепка воткнулась в доску забора и замерла там, как уродливый сучок. Я взглядом постарался передать всю глубину возмущения и увернулся от второй щепки.
Теплее становились ночи, жарче дни. Многие люди, уставшие от долгой зимы, приезжали на Святое озеро пожарить шашлык и просто отдохнуть. Подогретые алкоголем прыгали купаться, правда, градус быстро выветривался в холодной воде. На плавающих людей смотрели, как на сумасшедших, либо как на героев, если похожая «смелая вода» гуляла по крови.
Ставились разноцветные палатки. Каждый вечер, пробегая по лесу, я то и дело видел новых туристов. Иногда приходилось тушить забытые костры, чтобы по лесу не пошел пал.
И в тот ясный вечер я бесшумно мчался по лесу, под ногами пружинил мягкий мох, едва слышно шуршал прошлогодний ковер павших листьев. Птицы, припозднившиеся к ночевке, провожали заходящее солнце усталым пересвистом. Красные лучи пронзали зародившуюся листву, постепенно поднимались выше, оставляли деревья на ночь без света и тепла. Природа понемногу засыпала.
Сквозь шелест играющего с листьями ветерка издалека доносился зычный голос кукушки. Не считал, сколько раз прокуковала — ни к чему загадывать на судьбу. Подныривая под раскидистые ветви кустов, огибая шершавые стволы деревьев, я бежал вслед уходящему солнцу, стараясь двигаться как можно тише.
Впереди прозвенел тонкий женский визг. Крик о помощи оборвался на первом слоге, будто выключили звук на телевизоре. Я рванулся туда, как и всякий нормальный русский человек, когда звучит мольба о помощи. Если не помочь, так хоть посмотреть что там.
Ноги сами выбирали дорогу, перепрыгивали через поваленные стволы, обегали небольшие овражки. Треск ломаемых сучьев приближался с каждым прыжком, с каждым отрывом от земли. Я со всего маху налетел на невидимую упругую стену, жестко отбросившую назад.
В нескольких десятках метров от меня происходила яростная борьба. Двое парней разложили на земле девушку, что кричала и пыталась вырваться. Поодаль лежал парень с разбитым носом и связанными ремнём руками. Возле него, без сознания, находилась ещё одна девушка. На черных волосах запекалась темно-коричневая корка.
Улыбающийся насильник прижал локти светловолосой жертвы коленом к земле. Правая рука закрывала рот, левая же активно мяла вылезшие из разорванной маечки белоснежные груди с пунцовыми навершиями.
Второй пытался стянуть красные трусики, резко контрастирующие на белизне незагорелого тела. Девушка отпихивалась ногами, бешено мотала головой, мыча сквозь удерживающую руку. Она показалась чем-то знакомой, а когда взглянула на меня, то словно ушат ледяной воды опрокинулся на голову!
Юля!
Глава 17
Юлю распяли на земле и пытались удовлетворить животную похоть какие-то незнакомые парни! Точно не сельские ребята — этих я не видел раньше, даже среди тех, кто приезжал в гости.
Юля!!!