— А зло всегда должно быть наказано в конце? — поинтересовалась я.
— Я об этом не думаю. Не задумываюсь над наказанием. Мне просто нравится писать о страшных вещах. Может, это из-за того, что я сама трусиха. На меня это хорошо влияет.
— Что с вами случилось? — спросила я у нее, ободренная Сумерками, и указала на ортопедический воротник на ее шее.
— Дегенерация шейных позвонков, — пояснила она таким тоном, словно речь шла о какой-то испорченной бытовой технике. — Наверное, голова у меня тяжеловата. Так мне кажется. Да, слишком тяжелая голова. Позвонки не выдерживают нагрузки и — «хрусть, хрусть» — деформируются.
Пепельная улыбнулась и подлила в мою чашку своего ужасного чая.
— А вы не чувствуете себя одинокой? — спросила она у меня.
— Иногда.
— Я вами восхищаюсь. Хотела бы я быть похожей на вас. Вы очень мужественная.
— Ой нет, я совсем не мужественная. Хорошо, что здесь есть чем заняться.
— Мне без Агаты тоже неловко. Мир вокруг такой большой, такой непонятный, — она посмотрела на меня и несколько секунд будто проверяла взглядом. — Агата — это моя жена.
Я захлопала ресницами. Никогда раньше не слышала, чтобы одна женщина о другой сказала «моя жена». Но мне это понравилось.
— Вас это удивляет, правда?
Я задумалась на минуту.
— У меня тоже могла бы быть какая-нибудь жена, — уверенно ответила я. — Лучше жить с кем-то, чем в одиночестве. Легче идти вместе, чем поодиночке.
Пепельная не ответила. Мне было трудно с ней разговаривать. Наконец я попросила одолжить мне ее книгу. Самую страшную. Она пообещала, что скажет Агате, чтобы привезла. Сгущались Сумерки, а Писательница не включала свет. Когда мы обе уже утонули в темноте, я попрощалась и вернулась домой.
Теперь, успокоившись, что дома снова находятся под опекой их владельцев, я с радостью заходила все дальше и дальше, продолжая эти вылазки называть «обходом». Я расширяла свои владения, как одинокая Волчица. С облегчением оставляла за собой дома и дорогу. Углублялась в лес и могла бродить по нему, забыв о времени. Становилось тише, лес превращался в огромную, уютную глубину, в которой можно безопасно скрыться. Он убаюкивал мои мысли. Там мне не приходилось скрывать самую досаждающую мне Болезнь — того, что я плачу. В лесу слезы могли течь, промывая глаза и улучшая зрение. Может, поэтому я видела больше, чем те, у кого глаза сухие.
Сначала я заметила отсутствие Косуль. Они исчезли. А может, это травы были такими высокими, что скрывали их рыжие ловкие спины? Это означало, что Косули уже окотились.
В тот же день, когда я впервые увидела Панну с Малышом, красивым, пятнистым Козленком, я заметила в лесу Чужака. Довольно близко, хотя он меня не видел. У него был рюкзак, зеленый, с внутренней рамой, такие делали в семидесятые, и я подумала, что этот Мужчина примерно одного со мной возраста. Собственно, так он и выглядел — старым. Был лысым, а лицо поросло седой щетиной, подбритой коротко, пожалуй, одним из дешевых китайских одноразовых лезвий, которые покупают на базаре. Слишком вылинявшие джинсы некрасиво надувались на ягодицах.
Этот Человек продвигался по дороге вдоль леса, осторожно, глядя под ноги. Видимо, поэтому к нему удалось подкрасться так близко. Дойдя до перекрестка, где складывали срубленные стволы елей, он снял рюкзак, прислонил его к дереву, а сам отправился в лес. В бинокль я видела разве что размытую, нечеткую картину, поэтому могла только догадываться, что он там делает. А он наклонялся над землей, ковырялся в подстилке. Можно подумать, что это грибник, но для грибов еще было рано. Я наблюдала за ним где-то с час. Мужчина сидел на траве, ел бутерброды и что-то записывал в тетради. Потом примерно полчаса лежал навзничь, положив руки за голову, и смотрел в небо. После подхватил рюкзак и скрылся в чаще.
С этой новостью я позвонила из школы Дизю. Мол, по лесу ходит какой-то чужак. Рассказала ему также, что говорили люди в магазине Благой Вести. Если им верить, то Комендант был впутан в переправку террористов через границу. Потому что каких-то подозрительных субчиков поймали недалеко отсюда.
Но Дизь выслушал эти сенсационные новости довольно скептически. Его не удалось убедить, что это может быть тот, кто блуждает по лесу, чтобы скрыть какие-то возможные следы. Может, у него там спрятано оружие?
— Не хочу тебя разочаровывать, но дело, наверное, закроют, потому что не нашли ничего, чтобы выдвинуть какие-то новые версии.
— Как это? А следы Животных вокруг? Это Косули столкнули его в колодец.
Наступила тишина, а потом Дизь спросил:
— Почему ты всем рассказываешь о этих Животных? Тебе же все равно никто не верит и говорят, что ты немного… ну… — он запнулся.
— Ненормальная, да? — помогла я.
— Ну да. Зачем ты об этом болтаешь? Ты сама знаешь, что это невозможно, — сказал Дизь, и я подумала, что им действительно нужно все это четко объяснить.
Я возмутилась. И когда прозвенел звонок на урок, быстро сказала:
— Надо говорить людям, что они должны думать. У меня нет выхода. Иначе это сделает кто-то другой.