Не очень мне хорошо спалось той Ночью, я знала, что какой-то незнакомец бродит недалеко от дома. И известие о возможном прекращении следствия вызвало неприятное беспокойство. Как это «закрыть»? Так, сразу? Без проверки всех версий? А эти следы? Обратили ли они на них внимание? Ведь погиб Человек. Как это, «закрыть», черт возьми?
Впервые с тех пор, как здесь поселилась, я закрыла двери и окна. Сразу стало душно. Невозможно было заснуть. Стояло начало июня, Ночи были теплые и душистые. Я чувствовала себя так, будто меня закрыли в котельной. Прислушивалась, не услышу шагов у дома, думала, что может шуршать вблизи, срывалась от каждого треска ветви. Ночью тихие звуки казались громче, превращались в кашель, стоны, голоса. Пожалуй, я была испугана. Впервые с тех пор, как здесь поселилась.
На следующий день утром я увидела того самого Мужчину с рюкзаком. Он стоял у моего дома. Сначала я помертвела от страха, и рука сама потянулась к тайнику с газовым баллончиком.
— Добрый день. Простите, что беспокою, — сказал он низким баритоном, от которого завибрировал воздух. — Я хотел бы купить немного молока от вашей коровы.
— Коровы? — удивилась я. — Молока от коровы у меня нет, есть из «Лягушки»[7]
, подойдет?Он был разочарован.
Сейчас, днем, он показался мне довольно приятным. Слезоточивый газ был лишним. Незнакомец был одет в белую льняную рубашку с воротничком-стойкой, такие носили в старые добрые времена. При рассмотрении оказалось, что он вовсе не был бритоголовым. Немного волос осталось на затылке, и он заплетал их в маленькую, тонкую косичку, которая напоминала грязноватую шнуровку.
— А хлеб вы печете сами?
— Нет, — удивленно ответила я, — тоже покупаю в магазине внизу.
— Ну и ладно, пускай.
Я уже пошла было на кухню, но обернулась, чтобы сказать:
— Я вас видела вчера. Вы спали в лесу?
— Да, я там ночевал. Можно, я присяду? Немного кости болят.
Он выглядел рассеянным. Рубашка на спине вся позеленела от травы. Видимо, он выдвинулся из спальника. Я тихонько захихикала.
— Может, выпьете кофе?
Он резко взмахнул рукой.
— Я кофе не пью.
На разумного он не похож не был. Если бы был мудрее, то понял бы, что дело не в его кулинарных симпатиях или антипатиях.
— Так, может, попробуете пирог? — я кивнула на стол, который мы недавно вынесли с Дизем улицу. Там лежал пирог с ревенем, я пекла его позавчера и почти все съела.
— А можно воспользоваться туалетом? — спросил он таким тоном, как будто мы торговались.
— Конечно, — и я пропустила его в дом.
Он пил кофе и ел пирог. Называл себя Борис Шнайдер, но собственное имя произносил забавно, протяжно — «Боороос». Поэтому я его так и назвала. У него был мягкий восточный акцент, а откуда это произношение взялось, Борос объяснил мне позже. Он был родом из Белостока.
— Я энтомолог, — сказал он, со ртом, полным пирога. — Меня интересует некий жук, реликтовый, редкий и очень красивый. А вы знаете, что живете в месте, которое является самой южной точкой ареала Cucujus haematodes, плоскотелки кровоцветной, в Европе?
Я этого не знала. Честно говоря, я обрадовалась так, будто к нам прибыл какой-то новый член семьи.
— А как эта плоскотелка выглядит? — поинтересовалась я.
Борос протянул руку к потрепанному брезентовому мешку, осторожно вытащил оттуда пластмассовую коробочку и сунул мне ее под нос:
— А вот так.
В прозрачной коробочке лежал мертвый Жук. Небольшой, коричневый, обычный на вид. Мне случалось видеть очень хороших Жуков. А этот, как на него смотри, нисколько не был особенным.
— А почему он мертвый? — спросила я.
— Только не думайте, что я отношусь к тем любителям, которые умерщвляют насекомых, превращая их в экспонаты. Я нашел его уже неживого.
Я пристально посмотрела на Бороса, пытаясь угадать, чем он болен. Энтомолог внимательно осматривал мертвые стволы, обветшалые или срубленные, и искал личинок плоскотелки. Считал их. Классифицировал эти личинки, а результаты записывал в тетради, подписанной так: «Распространение в лесах Клодзкого графства[8]
некоторых видов сапроксилобионтных жуков, занесенных в реестр приложений II и IV Директивы биотопов Евросоюза и предложения по их охране. Проект». Я прочитала название очень внимательно, и это лишило меня потребности заглядывать внутрь.По его словам, Гослес вообще не осознает того, что статья 12 Директивы обязывает членов Евросоюза разработать систему охраны биотопов и препятствовать их уничтожению. Позволяют вывозить из леса деревья, где Насекомые откладывают яйца, из которых позже вылупляются личинки. А те оказываются на лесопилке и древокомбинатах. От них ничего не остается. Погибают, и никто этого не замечает. Поэтому вроде и виновных нет.
— Здесь, в этом лесу, в всякой колоде полно личинок плоскотелки, — сказал Борос. — Когда вырубают лес, часть ветвей сжигают. В огонь летят ветки, где полно личинок.