— А вы? — бросил, не глядя в мою сторону.
Его жена надела босоножки и села за руль.
— Я здесь живу, — холодно ответила я.
— А, так эти две собаки ваши … Вам уже говорили, чтобы вы держали их при себе.
— Они находятся на частной территории… — начала было я, но он меня перебил. Белки его глаз зловеще сверкнули на измазанном лице.
— Для нас не существует частных территорий, пани.
Это произошло два года назад, когда еще все казалось мне простым. Я забыла о той встрече с Нутряком. Он меня не волновал. Но потом внезапно какая-то быстрая планета пересекла невидимую точку, и произошла перемена, одна из тех, которые мы здесь, внизу, даже не осознаем. Может, только едва заметные знаки указывают нам на это космическое событие, но их мы тоже не замечаем. Кто-то наступил на ветку на тропе, в морозильнике лопнула бутылка с пивом, потому что ее забыли вовремя оттуда вынуть, с куста шиповника упали две красные ягоды. Как можно все это понять?
Очевидно, что большое содержится в малом. Никаких сомнений, вот посмотрите. Сейчас, когда я пишу, на столе выложена планетарная конфигурация, может, даже целый Космос. Термометр, монета, алюминиевая ложка и фаянсовая чашка. Ключ, мобильник, бумага и ручка. И мой седой волос, в атомах которого сохранилась память о зарождении жизни, космической Катастрофе, давшей начало миру.
10. Плоскотелка Кровоцветная
Ни Бабочки, ни тли не убий,
Потому что Последний Суд уже близок.
В начале июня, когда в домах, хотя бы в выходные, кто-то был, я продолжала и дальше очень серьезно относиться к своим обязанностям. Например, я по крайней мере раз в день поднималась на холм, и оттуда в бинокль наблюдала за территорией. Сначала, конечно, присматривалась к домам. Ведь в определенном смысле это живые существа, которые сосуществуют с Человеком, образуя совершенный симбиоз. Мое сердце радовалось, потому что по ним явно было видно, что их жители вернулись. Заполнили пустые помещения суетой, теплом собственных тел, мыслями. Их небольшие руки чинили все повреждения после зимы, сушили влажные стены, мыли окна и ремонтировали бачки в туалетах. И дома выглядели так, словно проснулись от тяжелого сна, в который погружается материя, если ее не тревожить. Во двор уже вынесли пластмассовые столы и стулья, пооткрывали деревянные ставни, внутрь комнат наконец заглянуло Солнце.
В выходные из труб поднимался дым. Все чаще приезжали Профессор с женой, всегда в обществе друзей. Гуляли по дороге, никогда не заходили на границу. Ежедневно после обеда прохаживались в часовню и обратно, время от времени останавливаясь и живо дискутируя. Иногда, когда ветер дул с их стороны, до меня долетали отдельные слова: Каналетто, светотень, тенебризм.
Каждую пятницу начали приезжать и Колодяжные. Эти дружно принялись вырывать растения, которые до сих пор изобильно росли возле их дома, чтобы посадить другие, купленные в магазине. Трудно было понять их логику. Почему им не нравится черная бузина и они предпочли глицинию. Как-то я поднялась цыпочки, чтобы разглядеть их за высоким забором, и сказала, что глициния, скорее всего, не выдержит здешних февральских морозов, но они покачали головами, улыбнулись, и продолжали делать свое дело. Выкорчевали замечательный куст шиповника и выдрали кучу душицы. Перед домом построили из камней причудливую горку и посадили вокруг нее, по их словам, туи, ели, сосенки и кипарисы. Как по мне, настоящее безумие.
На подольше приезжала уже и Пепельная, было видно, как она медленно расхаживала по окрестностям, прямая, как кол. Однажды я отправилась к ней с ключами и счетами. Она угостила меня травяным чаем, который я выпила из вежливости. Когда мы закончили расчеты, я решилась спросить:
— А если бы мне захотелось написать собственные воспоминания, то как это лучше сделать? — я чувствовала себя довольно смущенной.
— Надо сесть за стол и заставить себя писать. Это приходит само. Нельзя ничего исправлять. Следует записывать все, что придет в голову.
Странный совет. Я не хотела писать «все». Только то, что кажется мне хорошим и полезным. Я думала, что она что-то добавит, но Пепельная молчала. Я почувствовала разочарование.
— Я вас разочаровала? — спросила Писательница, как будто прочитав мои мысли.
— Да.
— Когда нельзя говорить, надо писать, — сказала она. — Это очень помогает, — добавила через минуту и замолчала. Ветер усилился, и теперь мы видели в окно деревья, они покачивались в такт неслышной музыки, как слушатели на концерте в амфитеатре. Где-то наверху сквозняк захлопнул дверь. Как кто-то выстрелил. Пепельная вздрогнула.
— Меня пугает этот шум, тут все как живое!
— Ветер всегда так гудит. Я уже привыкла.
Я спросила ее, какие книги она пишет, и услышала в ответ, что это романы ужасов. Меня это обрадовало. Надо их обязательно познакомить — Пепельную и Благую Весть, им наверняка будет о чем поговорить. Они — звенья одной цепи. Тот, кто умеет писать о таких вещах, должен быть смелым Человеком.