Ведяна

«Озабоченный всё растущимъ вліяніемъ самозванаго пророка въ сред необразованныхъ крестьянъ … узда, священникъ … прихода, отецъ Н-й произвелъ слдующее, съ нашей точки зрнія, хорошо просчитанное дло. Узнавъ, что самозванецъ считается родомъ изъ деревни Неврюги, онъ похалъ выше по теченію, гд находится русское сло Стропинино, и нашелъ тамъ старуху-крестьянку нужныхъ годовъ, Пелагею Ст-ву, вдову. Будучи склонной до винопития, она за вознагражденіе согласилась показать прилюдно, что въ молодости снесла своего новорожденнаго дiтя, прижитаго во грхе, въ рку, о чёмъ священникъ зналъ изъ исповедальныхъ списковъ. Будучи внушаемой и узнавъ о сути дла, она сама уврилась, что живущій въ Неврюгино человекъ, именуемый Итильваномъ, и есть её чудомъ спасшійся сынъ. Такъ что когда доставили ея на мсто, Пелагеей былъ разыгранъ своего рода спектакль, въ искренности котораго не могъ бы сомневаться никто изъ присутствующихъ.

Какъ и разсчитывалъ отецъ Н-й, появленіе матери даннаго человка должно было вызвать смятеніе и сомнніе въ умахъ прихожанъ, что и случилось тутъ же. Однако названный Итильванъ, понимая, по всей видимости, всь рискъ своего положенiя, селъ подл Ст-вой и, взявъ ея за руки, разговаривалъ съ ней тихо и кротко. Хоть говорилъ онъ по-русски, что именно было имъ сказано, слышать мы не могли. Однако не прошедъ и десяти минутъ, слезы брызнули изъ глазъ старухи, сама она повалилась въ ноги проходимца и стала каяться въ обмане, называя его батюшкой и избавителемъ. Посл чего примкнула къ ряду тхъ, кто почитаетъ его, и утверждаетъ также, что съ прикосновеніемъ его избавилась отъ своей пагубной склонности къ вину. Съ отцомъ Н-мъ общаться избгаетъ и обличаетъ его прилюдно въ томъ, что-де подстрекалъ ея къ обману.

Такъ же и многіе русскіе, равно какъ и инородцы, однажды попавъ къ Итильвану, становятся его лютыми поклонниками, забываютъ святую церковь, въ чёмъ видится намъ большой рискъ и опасность. Посему предлагаемъ принять всяческіе мры, вплоть до ареста и изоляціи самозванца…» И т. д., и т. п. Год 1859-й, июль месяц.

Рома захлопнул тетрадь и закрыл глаза, откинулся в кресле. Перебор. На сегодня явно перебор. Да и то ли это, чего он искал? Нужно ли ему всё это? И про кого – про Итильвана, про их Итильвана, своего, которого и ждёшь и веришь, хотя ни во что уже не веришь и ничего в этой жизни не ждёшь?

И всё-таки, всё-таки… Что-то давило и не давало покоя. Как будто главного тебе не рассказали. Осталось где-то там, за забором всех этих протокольных слов. Живое, пульсирующее, настоящее. И найти его, почувствовать, увидеть хотелось всё ещё очень. Забытое, ушедшее. Глаза первопредка. Не то рыбьи, не то зверьи, не то человечьи глаза. Если заплыть подальше и долго, пристально вглядываться в пустоту воды под собою, вдруг всплывёт и будет смотреть глубоководно, подслеповато, как и ты всматриваешься, еле угадывая, еле улавливая его под водой, почти путая со своим отражением.