Внизу на том же пуфике по-прежнему сидел охранник, только теперь второй, молодой. Глядел в телефон. Рома спустился, стал переобуваться. Краем глаза заметил, что из-под лестницы появился дядя Саша. Лицо его было просительное, но подойти или заговорить он побоялся.
Рома не стал с ним говорить, надел куртку и вышел.
Глава 4
Лис прожил у него два месяца. За это время у него зажили лапы, он научился рассчитывать только на один глаз и обоняние, отъелся и из грязного, рваного половичка превратился в сильное молодое животное. Рома был доволен. При этом Лис оставался совершенно диким, не привязался к Роме, хотя терпел его и даже слушался, но не позволял себя лишний раз касаться. Объяснить ему необходимость пойти в клинку чем дальше, тем становилось сложнее: оказалось, что язык лесных животных отличался от домашних, и Рома не сразу им овладел.
После того как гипс сняли, Лис стал беспокойным. Ночами впадал в буйство, на веранде стоял топот и грохот – это он заново учился бегать и прыгать. Гренобыч, который провёл с ним все эти месяцы, стал обходить его стороной: Лис хоть и по-прежнему тянулся к нему, совершенно не умел рассчитывать силы и мог цапнуть в запале игры, а кот этого не любил, злился, фыркал и предпочитал занимать верхние ярусы веранды.
Наконец одним вечером, вернувшись с работы, Рома застал ее в состоянии мамаева побоища: кругом валялись рваные тряпки и газеты, стол был перевёрнут, банки рухнули вместе с этажеркой и разбились. Из угла шкодливо блестел жёлтый глаз.
Рома не почувствовал злости. Не закрывая за собой дверь и не зажигая света, он прошёл в угол, хрустя стеклом, и присел на корточки:
– Смотри. Дверь открыта. Ты свободен. Я не держу тебя. В любой момент ты можешь вернуться, ты знаешь. Я жду тебя. И я тебя не забуду, – добавил он зачем-то, хотя понимал, что это совершенно бессмысленно, и не только ввиду будущего: всякие сантименты Лису были недоступны, Рома это уже заметил. Он знал только сильные эмоции, простую радость, агрессию или злость, а полутона, которые мог понять Гренобыч или любой из домашних, для него отсутствовали.
Лис молча лежал, забившись под тумбочку, и блестел глазом. Он не смотрел на Рому, он смотрел только в сторону открытой двери. Начиналась весна, ещё самая робкая, но всё-таки воздух уже был влажный и мягкий, морозы отступили, пахло по-новому, и в песне появились новые ноты, каких зимой Рома не замечал. Он тоже обернулся к двери, смотрел на чёрную щель и пытался увидеть её глазами Лиса. Щель манила запахами и тем пьянящим чувством неизвестного, которое и Рома мог понять.
Он почувствовал, то Лис готов уйти, и вдруг стало грустно. Для Ромы Лис был частью леса, и пока он был здесь, в нём жила необъяснимая уверенность, что с лесом ничего не случится. Но и не только это. Ему было просто страшно отпускать Лиса, с которым он успел сжиться, которого полюбил. Здесь он был в безопасности, в лесу его ждала только его судьба. Однако держать его не имело смысла. Рома это понимал, но всё равно что-то сжалось в душе.
Он протянул руку, чтобы коснуться его на прощание, и это движение оказалось решающим: Лис молнией рванул к двери и скрылся в проёме, только мелькнул хвост.
Рука повисла в воздухе. Было странно, что ощущение мягкого, тёплого так и не родилось на кончиках пальцев.
Однако утром, выходя на работу, Рома нашёл Лиса на крыльце. Тот сидел, по-кошачьи сжавшись в комок, подобрав лапы и обернувшись хвостом, и стоило Роме открыть дверь, стрельнул на веранду. Рома уже успел там прибрать и выкинуть коробку, в которой Лис спал два месяца, а также миски, из которых его кормил и поил. Однако Лис метнулся туда, где всё это стояло, пригнув голову, покрутился на месте и, не найдя, с недоумением уставился на Рому.
– Ну, извини, приятель. Я не знал, что ты просто прогуляться, – усмехнулся Рома. Лис его не понял. – Хочешь есть?
– Сыт, – отозвался Лис. – Мыши. Много. Пить. Спать.
Рома снова усмехнулся, вернулся в дом, набрал воды в пластиковое ведёрко из-под майонеза, захватил газет и вернулся на веранду. Пока расстилал газеты под столом, Лис шумно лакал, косясь на Рому. Рома опять усмехнулся.
– Не доверяешь?
Лис вылакал половину, подошёл к постели, уткнулся в газеты носом, инспектируя.
– Доверяю. Тебе можно.
– И на том спасибо.
Лис лёг, укрыл нос хвостом. Рома присёл рядом, осматривая его. Он до сих пор не мог поверить, что Лис пришёл просто так, что ему ничего от него не нужно. Ещё никто из животных, кого он лечил, не возвращался к нему.
– Ты здоров?
– Устал, – сказал Лис, прикрывая глаза, и Рома понял, что он вернулся отоспаться в покое. Свобода, как бы она ни манила, была опасна, и Лис это знал.
– Я закрою дверь, – предупредил Рома, поднимаясь. Лис не отозвался: он уже спал.