Ведьма

Затравленный зверь. Волк, которого загнали охотники в угол и не дают вырваться. Волк с израненной душой и телом, принявший в себя слишком много, но отдавший ещё больше — от того он и злобен. Он хотел свободы, а получил цепи, в которые, по сути, сам же себя и заковал. Хотел власти и силы — получил только её слабые отголоски и тонну невыполненных обещаний. Хотел, наконец, любви и обычной жизни, а получил смерть.

Всего на миг он приоткрылся ровно настолько, чтобы Фел успела почувствовать это, мгновенно остыть и ощутить неимоверную боль, которую колдун несёт с собой. Ведьму захлестнул поток эмоций, столь сильных, что казалось — этот внешне равнодушный и едкий мужчина просто не может их испытывать.

— Если решишься извиниться — я буду в лесу. Найдёшь, — мужчина буквально прожигал взглядом дыру в черноглазом, но Фелисия знала, он обращается к ней. Потом сплюнул, развернулся и покинул дом, бросив через плечо. — Не доросла ещё в Хозяйках ходить.

Девушка осела на пол, закрывая лицо руками. Ей хотелось плакать, рыдать навзрыд, но это были не её слезы. Не её вой, не её горе, но отчего то ей было тоскливо и противно. Не то что бы она жалела Йонерана, но всё же странное, вязко-противное чувство не давало покоя. А ещё его глаза. Такие знакомые, но вместе с тем чужие. Откуда она его знает?

Фелисия прикрыла глаза, лихорадочно шарясь по разуму и обрывкам прошлых воспоминаний. Всё не то, всё не так. Его след был везде, но ускользал, не давал ухватить себя за хвост, пройти к своему истоку и посмотреть, где же всё началось.

— Сестра?

Ведьма резко мотнула головой, призывая её не трогать. Тоска рвалась наружу тугим комом в горле и дрожащими губами.

Белые стены дома. Каменная кладка, высокий забор. Странные деревья, растущие в саду, небольшой прудик, убранный мелкой галькой по краям. Приятный ветер ласкает нежную кожу, по телу скользит легкое, шелковое платье. Или скорее... нет, на платье это не похоже. Скорее какая-то ряса с оголёнными руками и ключицами, охваченная широким поясом на талии.

— Алфия!

Оборачивается на голос. Из белого дома выходит статный мужчина с сединой на висках. Он одет в похожую одежду, только его ряса закреплена на одном плече, а у нее — на обоих.

— Отец?

Делает шаг к нему, смотрит заинтересовано. Немного напряжено. Лёгкая тень провинности старательно прячется поглубже.

Фелисия распахнула глаза, тяжело дыша и прижав руки в груди. Образ мужчины не отпускал, взгляд девушки судорожно бегал из стороны в сторону, но натыкался только на привычные половицы и очаг огня.

У неё были ясные, по небесному лучезарные глаза. Тёмные волосы вились крупными кудрями, убирались в лёгкую причёску заколкой. 

Что-то сходилось. Какой-то пазл соединялся в одну, цельную картинку. Воспоминания, одно за другим, вырывались на волю, затапливая разум.

У неё был любимый. Такие же тёмные волосы и задорные глаза. Крепкие руки, которые укрывали её от всех страхов, прятали от всего на свете.

Она чувствовала, как Дэниал насторожился сзади, в упор глядя на неё. Эти глаза. Такие не похожие, но совершенно одинаковые: смотрящие с теплом и немым упрёком порой.

У неё был отец. Мудрый мужчина, который души не чаял в своей девочке, хотя и растил в строгости. Хотел воспитать достойную деву. 

Образы кружились вокруг голосами и шорохами, картинками, размытыми или чёткими. Ведьма задыхалась, царапая предплечья и давилась собственными слезами. Вихрь памяти — и она в самом его эпицентре.