Она с удовольствием приняла деньги, решительно отказавшись от памятных вещей, в добавок похвастала, что нашла настоящего отца. Потом пару раз я видела её с Серджо Апакаре и любой, кто видел их вместе не сомневался в их родстве. Но официально, он так и не признал её.
Видимо поэтому, она его и убила, мелькнула крамольная мысль.
Ведьма замолчала, собираясь с духом. Пауза затянулась, и Феня в голове жужжал надоедливой мухой, требуя продолжения. Я решила подтолкнуть нерешительную девушку к дальнейшим откровениям:
— Хорошо, я поняла тебя. Твоя сестра — моя сестра. Но за что же ты извинялась? Ты же не знала, что…
Ну что она тронется и превратится в Чарльза Мэнсона*. Очень сомневаюсь, что человек с нормальной психикой способен на подобные зверства.
Или что начнет убивать, желая мнимого могущества. И первой её жертвой окажется отрекшийся когда-то от неё, так же, как и от меня, Серджо, а когда сумеречная сила откажется выбрать её, продолжит забирать жизни.
— За то, что не рассказала об этом раньше.
— Ну ты же не могла знать, что ищут всех, кто был связан с Апакаре, — сказала я, вспоминая о том, кому передала список и его содержимое. Малены в нем не было однозначно. Значит Гленда не знала о сестре Франчески, бабка страстно хотела, чтобы убийца сына понес наказание, вряд ли она прикрывала ведьму.
— Даша, ты очень наивна. Я жена инквизитора и работаю в суде, на свете мало вещей, которыми Витторо со мной не делится. Это моя вина, я так надеялась, что единственный близкий член семьи, последняя ниточка, связывающая меня с мамой и братом, не будет виноватой в этих зверствах.
Ну что я могла сказать? Отпускать грехи и прощать мне не дано, я жива, но сколько погибли. Может быть знай инквизиторы то, что знала Франи, этих смертей удалось бы избежать.
— Её не поймали?
— Никто не знает где она, я даже предположить не могу…слишком плохо её знаю.
— Твоя вина в том, что ты не поделилась своими подозрениями, наверняка ведь ты не знала? — Франи замотала головой с такой силой, казалось, она оторвется, — Но тебе нужно рассказать об этом мужу. Остальные перетопчутся. Согласна?
Её то ли благодарность, то ли раскаяние я не расслышала. Заиграла песня Мамонтенка, и я пошла на звук сотового. На экране высветилась фотография мамы во время отпуска на Селигере. Она стояла в одежде семидесятых с полным ведром белых грибов. Если бы она увидела, что я сохранила это фото, к тому же поставила его на заставку, откусила бы мне голову.
— Ма, привет, не могу говорить, немного занята… — начала было я.
— О, уверена ты найдешь время поболтать, сестричка, — услышала я хриплый, притягательный голос, чем-то напоминающий мой. — Жду тебя через двадцать минут в фамильном склепе. И да…если приведешь с собой хоть кого-нибудь, твоей мамочке будет оооооочень больно. Фатально. — И эта сучка засмеялась, а затем бросила трубку.
Протяжные гудки и бьющее тревожным набатом сердце вывели меня из состояния ступора.
Я сжала телефон с такой силой, что хрупкий пластик треснул, а осколки экрана больно врезались в ладонь. Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не швырнуть его об стену, я с преувеличенной осторожностью положила его на журнальный столик. Феня вопросительно смотрел на меня, уверена чуткий слух рыжика не подвел его и в этот раз, и он просто ждал моего решения.
— Франи, милая, я ужасно извиняюсь, — крикнула в кухню, старясь чтобы мой голос не дрожал, — у мамы ноутбук полетел, — сказала я первое, что пришло в голову. — А у неё важный вэбинар через час…мне нужно домой.
Время — это удивительная величина, его так много, когда чего-то ждешь, и так мало, когда торопишься. Франи не поняла моего жирного намека, она продолжала цедить отвар и по совиному таращить на меня глаза, поэтому я подхватила её сумочку, и буквально вытолкала ведьмочку в дверь, усадила в машину, а когда за ней с протяжным скрипом захлопнулись тяжелые ворота, схватила лиса, буквально забрасывая его на себя и помчалась на задний двор.
По счастливой случайности я знала, где находится фамильный склеп Сумеречного рода, но территория поместья была огромной, поэтому я побежала что есть мочи, силясь успеть к назначенному сумасшедшей маньячкой сроку. Лис болтался на тонкой цепочке и мужественно молчал, хотя думаю, его трясло как во время сильной турбулентности.
Хороший мой.
Я бежала, но так сильно боялась опоздать, что, когда клубящийся сизый туман расступился, являя мне усыпальницу из песчаника — споткнулась и больно приложилась коленями о розоватую щебенку. Легкие жгло огнем, глаза слезились, но я решительно шагнула ко входу, и дернула на себя ветхую дверь. Пахнуло ладаном и увядшими розами.
Из темного зёва склепа, в мерцающем свете сотен свечей на меня уставилась мрачная фигура в нелепых тряпках. Наверное, нужно было испугаться, так было бы правильнее, но адреналин, сносящим всё на своем пути штормом, бушующим в венах, не оставлял страху шансов.