— Агафьюшка, дай посмотреть!
Уверенным, сильным движением моя бабушка раздвинула сухие корочки и мы увидели милого, хоть и совсем не большого, розового малыша, который вопил во все горло, смешно двигал руками и ногами.
— Девять ночей жить будешь у нас, Оксана! Мужу твоему гонца пошлем, Федор каждый день в город мотается, он и передаст, что ты родила и что все хорошо. Приходить к нам настрого запрещаю! И вообще, эти 9 ночей никому Ивана не показывать. А по хорошему, крестить бы его надо. Ты не из староверов часом?
— Нет, Агафьюшка.
— Вот и славненько, не люблю я их, больно нудные. Все ведьмой кличут, а чуть что- за помощью бегут.
— Ты матушка молись. Каждую свободную минуту молись. Все, что знаешь читай. А я каждую ночь Ванюшу в печи запекать буду, так он, глядишь и окрепнет.
Надо ли говорить, что молодка уехала от нас с крепким и здоровым малышом. Да и саму мать бабуля быстро поставила на ноги чаями да отварами.
Однако, перед их отъездом Агафья задала вопрос, который волновал ее больше всего.
— Ксюта, а где ваша знахарка? Что ты к Рае не пошла? Ко мне бежать не ближний свет.
— Так пропала Раиса. Нет ее, не видел ее никто, уж 3 недели, почитай.
— То есть исчезла на Купалу?
— Около того.
Больше бабушка о пропавшей товарке не спрашивала, но в город с молодой счастливой семьей напросилась. И меня с собой взяла.
Вам известно, как умирает дом? Он не смотрит пустыми глазницами грязных окон, не пахнет тленом и безнадежностью, как говорят поэты. Умирающий дом — рассыхается. Дворовая пристройка медленно отходит от основного сруба, в получившуюся дыру льет дождь, появляется черная плесень, проваливается крыша, при помощи хулиганья бьются стекла, а иногда выламываются и оконные рамы. Умирающий дом разваливается на куски.
Мы постучали в покосившуюся дверь.
— Рая! Раюшка!
— Баб, да нет тут никого. Тропка вон, от калитки быльем поросла.
— А ну-ка внученька, подсоби!