Выйдя из юрты предсказательницы, Вела долго смотрела на закат. Солнце садилось за Терское море. Вершина Зуба Мудрости блестела алым на фоне быстро темнеющего неба. Северянка так и не сообщила нам, что же такого прошептала ей на ухо старуха. На следующий день мы снова пересекли шумный город, чтобы достичь берега моря. В этот раз нас сопровождал сам Гирей.
– Жаль, что вы не останетесь хотя бы до Великой охоты, – покачал головой он. – После неё два наших воина тоже поплывут за море.
– Спасибо за заботу и гостеприимство, но нам нужно спешить, – сказал я.
Глава клана лишь покачал головой, и обратился к Веле:
– Все что сказала тебе моя мать – правда. Пока старуха ни разу не ошибалась в своих предсказаниях.
Северянка молча кивнула. Спустя несколько минут лодка с нами уже плыла к кораблю, бросившему якорь в отдалении от берега. Гирей и нескольких его воинов превратились в маленькие фигурки на берегу и вскоре стали трудно различимы в толпе таких же кочевников.
Корабль снялся с якоря, как только мы прибыли. Оказалась, мы были последними пассажирами, которых здесь ждали. До вечера капитан хотел отойти от берегов, над которыми возвышался Зуб Мудрости, как можно дальше.
Путешествие выдалось не особо приятным. На всех нас была выделена одна каюта с двумя двухъярусными кроватями, на которых мы и должны были провести все плаванье. Еду разносил неразговорчивый кок, старавшийся не смотреть в сторону Велы. Кстати, хлеб, от которого мы отвыкли у кочевников, присутствовал, но в остальном кормили намного хуже. В тарелках с бледной жижей с трудом можно было отыскать кусок мяса. Зато к каждой трапезе, которая была дважды в день, полагалось по кувшину крепкого вина.
Без него перенести плаванье было бы невозможно. Погода была осенней, с частыми дождями и холодным ветром, так что вылазки наверх, на палубу были короткие и быстро заканчивались возвращением в нашу крохотную каюту.
Труднее всех качку переносили Габи и Иллар. Маг практически ничего не ел, зато налегал на вино. Большую часть времени он валялся на кровати с виноватым лицом серого цвета. Гном тоже не был в особом восторге от того, как болтался корабль, но ел регулярно.
На третий день плавания начался шторм. Корабль бросало из стороны в сторону так, что все время приходилось за что-то держаться. Габи крепился, но по его лицу было видно, что надолго его не хватит. Иллар вообще позеленел. Если бы не то, что он уже практически не ел пару дней, ты мы бы наверняка познакомились с содержанием его желудка. Вела лишь выглядела бледнее, чем обычно, но казалось что ненастье не особо её тревожит. Я ухватился за подпирающие кровати доски и уставился в стенку каюты, ожидая, когда все закончится. Либо шторм, либо прочность корабля.
Во время одного из кратких затиший между громовыми ударами волн о борт, я услышал тонкий голос Велы. Девушка, закрыв глаза, что-то пела. Я прислушался – это была старая теккерская колыбельная. Не знаю, что на меня нашло, но я решил подпеть. Северянка с удивлением взглянула на меня, но пение прерывать не стала. После колыбельной мы спели еще несколько народных песен. Потом наш дуэт перешел на милонские песни, которые были повеселее, а затем и вовсе скатился к репертуару кабаков Новой Ниссы. Интересно было бы узнать, откуда воспитанница пансиона знала песни, которые заставили бы покраснеть и заядлого моряка. Правда, шум бури глушил большую часть скабрёзных словечек, так что орать можно было что угодно.
Мы даже спели «Ну-ка мечи кружки на стол», столь любимую на свадьбах и прочих гулянках за заводной ритм, под который невозможно усидеть на месте. Вела задавала ритм, стуча каблуком по переборке. Я стучал рукой о деревянную стенку во время припева, стараясь перекричать шторм: «Все говорят, что пить нельзя, но я буду!». И даже гном подпевал нам. Уж лучше было горланить непристойные песни, чем сидеть в неизвестности, ожидая возможной гибели в пучине. Один лишь волшебник молча и с изумлением наблюдал за песенной вакханалией, устроенной нами посреди шторма.
Мы пропели почти весь день, пока не осипли глотки. Шторм длился сутки, которые мы провели безвылазно в своей каюте, не зная, что творится за её стенами. Остальных пассажиров и матросов давно могли утащить на дно морские чудовища, а мы бы этого просто не заметили.
Когда шторм закончился, наступило долгожданное затишье. Измученные непрерывной болтанкой мы выбрались на палубу. Над безмятежным синим морем ярко светило солнце. Остальные многострадальные пассажиры тоже выбрались наверх.
– Предыдущий раз, когда я плыл из Фазеленда, было получше, – поделился со мной, крепко держащийся за борт судна Габи.
– Осенью в северной части Терского моря штормы не редки. Если бы не Херт, то вряд ли какой из капитанов по своей воле тут оказался, – согласия я. – На самом деле это все еще не так опасно. Но вот через пару недель здесь начнет штормить по-настоящему и тогда никто не рискнет плыть севернее Сазанского мыса до самой весны.
– Нет, море явно не предназначено для гномов, – печально покачал головой Габи.