Ведьма. Эзотерическая книга, которая переворачивает представление о женщинах!

Медлительный в движениях, однако нервный в смехе официант, ухая, отплыл в сторону бара сквозь сгущающуюся толпу. Он был смугл, очень худ и завидно молод. Галдящий на разный лад многочисленный люд был подкрашен солнцем, преимущественно гладкокож, обернут в цветные тряпочки, называемые одеждой, развесел, общителен и улыбчив. С различным количеством природной и не только химии в молодой крови, с гелем и без него в волосах. Все с умеренным интересом разглядывали друг друга, излучаемая атмосфера добра перекликалась с той, в которую все погрузилось. Кто-то ел, кто-то пил, недалеко кто-то смеялся чуть громче, чем принято, многие курили, на большинстве столов в различной посудине таял лед. Фоном всему этому было падающее в море солнце, окладистый бриз, треплющий молодежь за нежные щеки, и явное пышное ощущение осмысленного безделья, когда двигателем разноречивого трепа является ленивое созидание.

– Это же Вагнер… – распознал в музыке нечто дотоле слышанное Арсений. Говорил он по-русски.

Все сфокусировались на нем, усмирив незатейливую полемику обо всем сразу на всех языках. В ту секунду все понимали друг друга на любом.

– Думаешь? – взбил бровные дуги испанец и вздрогнул, так как зонт его сорвался со спинки стула и хлестко упал на деревянный пол.

– Плачущая скри-и-ипка, – блаженно протянул Арсений, теперь он был уверен. – Ее не спутаешь ни с чем. Конечно, в обработке, но, несомненно, он. Вагнер…

– Красиво. – Светлана больше других все это время была в трепещущемся звуке, и скрипичный плач покорил ее еще в момент выхода на набережную.

– Полет Валькирий. – Память моя резонировала непривычно, выдавая неожиданно, без предварительных осмыслений.

Все тут же вспомнили, всплеснули руками и по-взрослому переглянулись.

Море нежно волновалось.

Все незаметно стало смуглым, даже отчетливые блондинки и лед на каждом втором столе. Взгляды, защищенные очками, каждый сам по себе собрались на солнце, его становилось меньше и меньше. Далекое, оно стало крошечным, приобрело ядовитый цвет, тут же сменившийся нежно-оранжевым. Солнце тонуло в море все откровеннее. Вагнер уверенно и крепко охватил уши, публика глубоко задышала.

Появился официант с небольшим подносом, уставленным заказами.

– Пожалуйста. – Лицо его было флегматичным, как у буддиста.

Хорхе распростер руки, приглашая нас вооружить ладони стеклом. Ветер шевелил его слабые волосы и рукава рубашки. К своему удивлению, я увидел, что его прежние запонки-часы исчезли, вместо них синхронно раскидало кривые лучи пламенное половинчатое солнце. Мы выпили белой сангрии, удивляясь дару Вагнера писать в XIX веке столь высокооктановую музыку.

– Как Гауди… – проснулась Ракель, оживившись и только, но успев стать ослепительной. – Как он в то время мог так? Всегда думаю об этом, когда вижу его работы. И когда не вижу… Уверена, он знал какую-то тайну… – Она жила в Барселоне.

– Гауди… да-а-а… – протянули все, каждый был искренен до благоговения.

– А Ван Гог… Они жили почти в одно время. Кто думал об этом? – болгарин Женя сказал это по-испански, затем по-болгарски, смысл ожил почти сразу. – Он был глубоко в себе, когда отрезал ухо…

– Разные страны, – Хорхе не спорил, но предлагал задуматься. – Это был вирус? Или спор с самим собой? Или еще с кем-то… И кто неосмотрительно поставил на кон ухо?

– Нет. – Светлана думала о том же, о чем и Женя. – Это было расширенное сознание. Остальное спорно, чтобы о нем говорить. – Фраза собралась на английском, каждый вдумался, и глаза озарялись в разное время, по мере понимания.

Светлана почувствовала общее уважение.

Потом Женя.

– Что только ни расширяет сознание… – встрепенулась опять Ракель, явно не спрашивая, и вопреки ожиданиям перечислила: – И любовь, и сон во много часов, и спорт вчера, и мальчик вчера, который ухаживал. – Лицо Хорхе дернулось, все, заметив это, вспыхнули улыбками. – И даже свежевыжатый сок. Или завтрак, приготовленный им или для него.

– Выпьем… – по-испански поспешно молвил Хорхе.

Все уверенно выпили.

Это была сангрия красная, она приятно взволновала каждого, все снова услышали Вагнера. Протяжные вздохи родились за столом.

– Как испанцы так умеют?.. – восхитился я. – Она везде разная, везде! Но вне Испании она отвратительна, ее готовят только по инструкции. В природной карте она прописана только у испанцев. Прочие лишь подражают. – Они переглянулись со Светланой. – Вас не надо учить этому, испанцы просто знают, какой сангрия должна быть! – Пришел мой черед выговориться длинно.

– Как итальянцы и пицца, – поняла Ракель.

– Как русские и водка… – поняла опять Ракель, но теперь все посмотрели на нее осуждающе.

– Как русские и вода! – попытался помочь ей Хорхе маскировкой.

– Как кто угодно и что угодно… – Евгенио, невинно улыбаясь, разрушил системность.

– Да-а-а… – протянули все, переглядываясь и одаривая Женю молчаливым уважением.

Скрипка взмыла от диминуэндо до крещендо, все пылко выдохнули, и каждого растоптали армии мурашек.