Ведьма и ее мужчины

— Э-э-э, — Рональд растерялся. — Я не знаю… Я готов просить у тебя прощение миллион раз. Я хотел тебе объяснить все, как было. Я не собирался сбегать от тебя навсегда. Я тогда получил письмо от господина Шваба, помнишь? Он звал меня в столицу, в королевский театр. Я хотел сделать тебе сюрприз — собирался поехать первым, устроиться, перевезти тебя и сыграть свадьбу уже здесь, в городе. Да, я взял ожерелье градоначальника, но с первого же гонорара собирался все вернуть.

За моей спиной послышались редкие хлопки — это Стивен рукоплескал признаниям моего третьего мужчины.

— Браво, браво, малыш Пьетро. Вы перещеголяли даже меня — я хотя бы просто сбежал, а вы еще и украсть чего- то там умудрились.

— Ты не просто сбежал, Стив, ты тоже кое- что украл у меня — мое распределение. Не забыл? Чья бы корова мычала…

— Альма, фи, в тебе явно прибавилось сельского юмора. Я, по крайней мере, тебе ничего не обещал, — и, видя мой гневный взгляд, добавил, — давай, давай, скажи всем — я говорил с тобой когда — нибудь о женитьбе?

— Но ты говорил, что любишь меня.

— А я и любил тебя в то время. Я любил всех женщин, с которыми ложился в постель. Но замуж я тебе никогда не предлагал, и если ты такая честная — давай, опровергни это.

Я замолчала. Действительно, возразить было нечего. Что я могла понимать тогда? Моя молодость и неискушенность сыграли со мной злую шутку. Я любила Стивена, я по собственной воле разделила с ним постель, я строила планы на будущее, я сама отдала ему свое место, а ведь он мне, и впрямь, ничего не обещал. Ну, сказал пару — тройку раз в постели, что любит меня. А я, исходя из этого, настроила планов и убедила себя в том, чего просто не было.

— Господин Алистер, — голос Марка был суров, — вы позволяете себе лишнее. И, вообще, господа, я думаю, что нужно оставить госпожу Альму и господина Пьетро наедине. Пускай они объяснятся.

— Еще чего! Вы, наверное, не понимаете? — Стивен умел быть упрямым, когда хотел. — Я не думаю, что после вашего предложения, вы захотите оставить свою будущую жену наедине с мужчиной, в прошлом ее любовником, — и ехидно улыбнулся, — правил приличия еще никто не отменял.

Марк растерянно развел руками, и я поспешила ему на помощь:

— Не волнуйтесь, господин Остен, у меня нет секретов от присутствующих здесь. Если господин Пьетро, — эту фразу я произнесла как можно ядовитее, — желает со мной разговаривать, пусть говорит при всех. А вот вы, господин Алистер, — я повернулась к Стиву, — можете быть свободны. Ваши комментарии действуют мне на нервы.

— Уйти, и пропустить столько интересного? Ну, уж нет. Клянусь, я больше не скажу ни слова. Сяду в уголок и буду просто наблюдать за вами. Господа, в конце концов, я сегодня оказал вам услугу. В качестве платы, готов принять ответную услугу. Ну, пожалуйста, Альма! Меня просто разорвет от любопытства, — он состроил умильную рожу, и даже бухнулся на одно колено.

Паяц, ну, как есть, паяц!

— Ладно, черт с тобой! Сиди и молчи, Стивен.

Он закрыл рот обеими руками, вытаращил глаза и мелко- мелко затряс головой.

Шут! Шут гороховый!

Я обернулась к Рональду:

— Как видишь, легко тебе не будет. Говори, что хотел сказать при всех. Я не намерена щадить твою гордость. Хоть какая- то компенсация за тот стыд, что я перенесла благодаря тебе.

Рональд опустил голову:

— Я понимаю, Альма. Я готов извиниться перед тобой на площади, полной народа, во дворце — в большой бальной зале, где хочешь, Альма.

Я заткнулась. Н-да, тоже дурак! Ну, чего у него такой жалобный взгляд? Чего его нижняя губа трясется? Господи! Почему я такая дура? Мне так стало его жаааалко!

— Ни одна женщина не простит мужчине бегство из-под венца, Рональд. А ты еще и опозорил меня на весь город, украв ожерелье, которое я хранила в сейфе. Знаешь, чего мне стоило замять это дело? Только хорошее отношение ко мне градоначальника помогло тогда. Мне пришлось ему все рассказать, и отдать все свои сбережения в возмещение ущерба. Он не стал возбуждать дело, а просто предложил мне уехать в другое место.

— Я виноват, виноват, Альма. Но я и наказан, поверь. С того времени у меня вряд ли наберется с десяток счастливых дней. Меня приняли в театр, но больших ролей не давали. Целый год я играл безмолвных персонажей. Оплата была нищенская, я быстро израсходовал деньги за проданное ожерелье и перебивался с хлеба на воду. Возвращаться мне было стыдно. Что я мог сказать тебе? Что мои расчеты не оправдались?

— Ты мог хотя бы написать, что жив и здоров. Я волновалась, Рональд.

— Прости. Я переживал тогда, переживаю и сейчас.

— Сейчас ты, я смотрю, не бедствуешь.

Он оглядел всех присутствующих, смущенно потупился: