Прошел еще месяц или два, и в десятый дней второго летнего месяца, когда я принимал прошения от подвластных князей, в Зеленую ветвь явился проситель. Это был сын одного из князей, чьи владения граничили с владениями Эогана. Юноше еще не исполнилось шестнадцати, и лицо у него было гладким, как у девушки. Он очень волновался, выступая перед собранием, и с трудом сдерживал слезы. Он рассказал, что на княжеский табун напали неизвестные и угнали несколько коней. Его отец бросился в погоню, но был предательски убит. Судя по следам, перед смертью он разговаривал со своими убийцами и не бежал от них.
— Кого ты подозреваешь? — спросил я.
— У меня нет прямых обвинений, — признался он. — Они напали ночью. Но это был кто-то из князей, у них были хорошие мечи. Рабы заметили оружие, но не разглядели лиц.
Князья сдержанно зашумели. Я краем глаза следил за Эоганом. Он задумчиво теребил бороду.
— Что скажешь по этому поводу? — спросил я у Глунндуба.
Друид задумался.
— Надо спросить у богов, — сказала Саар четко. Она сидела на резной скамеечке слева от меня, и глаза ее горели.
Друид поддержал совет, подтвердив, что и боги знают все лучше нас, и им ведомо тайное.
— Так и быть, — решил я. — Раз нет свидетелей-смертных, призовем свидетелей небесных.
— Проведем гадания в полнолуние, — сказал Глунндуб.
— Незачем ждать столько времени, — возразила Саар. — Речь идет не о простом разорении деревни, а о нарушении перемирия. Упустить время означает упустить победу. Пусть запрут двери, чтобы никто не сбежал.
— Нам нужен предсказатель, — сказал Глунндуб.
— Нам нужна правда, — сказала Саар. — И мы узнаем ее без промедленья.
Все замолчали. Саар приказала принести сухого хлеба.
Сложив на блюде гору сухарей, она прочитала над ним заклинанье, прикрывшись плащом:
Князь Эоган чуть не шарахнулся, когда она поднесла блюдо к нему.
— Возьми и съешь, — велела Саар.
Он не осмелился ослушаться и взял протянутый ею сухарь. Саар несла блюдо и раздавала хлеб князьям. Вскоре зал наполнился чавканьем. Князья грызли хлеб, остальные смотрели.
Вдруг с Эоганом стало происходить что-то непонятное. Лицо его покраснело, он кашлянул сначала приглушенно, потом сильнее. Саар остановилась.
Эоган поводил глазами, пытаясь подавить кашель. Потом схватился за горло.
— Это он, — сказала Саар, указывая на него пальцем.
— Немедленно воинов к Эогану, — велел я. — Обыщите все. Возьмите юношу, он узнает своих коней.
Через два дня к Зеленой ветви был доставлен жеребец. Черный, с одним белым пятнышком на правой задней ноге. Собрание князей и друидов признало Эогана виновным в нарушении перемирия и в убийстве. Его зарезали в священной роще в ту же ночь.
Надо сказать, что меня больше не звали Конэйр Мак Фиаха. Люди придумали новое прозвище — Конэйр Мор. Конэйр Великий. Но я слышал, что так называли и Саар, и на мой взгляд, это было вернее.
После казни Эогана у меня не осталось явных врагов, и никто из князей не осмеливался роптать.
Трижды ко мне приходил Глунндуб и просил отдать Саар в клан друидов. Я сказал, что не могу ей приказывать, и все будет лишь по ее желанию. Друид долго разговаривал с моей колдуньей наедине, после чего покинул дворец. И сколько я не пытал Саар, она не открылась о беседе.
— Расскажи тогда, что ты сделала при гаданье? — попросил я. — Опять какое-то волшебство? Тайные снадобья, тайные слова?..
— Все проще.
Саар достала из своего угла мешочки с травами и протянула один:
— Положи щепоть на язык.
Там был черный порошок. Я послюнил палец и осторожно попробовал. Чуть-чуть. Саар засмеялась, когда я метнулся к ручью, чтобы прополоскать рот.
— Поистине, это сродни огню! — изумился я, когда смог говорить. — Хуже дикого лука!
— Я посыпала им сухарь, который дала Эогану. Я высыпала на него четыре щепотки!
— Да уж, бедняга Эоган! — засмеялся и я. — Слушай, откуда столько коварства?
— Ты говоришь про меня или про своих сородичей? — невинно осведомилась она.
— Мир прогнил, — согласился я с ней. — Даже родная кровь не останавливает убийства.
— Ты заговорил, как старик. Дальше будет еще хуже, так что радуйся тому, что сейчас.
— Ты становишься провидицей? — пошутил я, но суеверный страх все же проник в душу.
— Я вижу и умею думать, — ответила она. — Мир перестал рожать людей, подобных тебе. И это плохо для мира.
Я посмотрел на нее внимательно и сказал:
— Саар…
— Пойду отнесу лепешку собакам, — сказала она и вышла из шатра. После этого мы долго не говорили.
Как-то утром, когда Кельтхайра не было, я проснулся и увидел, что Саар тоже не спит.
Я смотрел на мою колдунью. Она держала арфу, натягивая струну, взамен лопнувшей. На лице ее играли блики от воды.
— Расскажи мне о тайне своего сердца, — сказал я неожиданно для себя.
Она усмехнулась:
— Ты знаешь все мои тайны. У меня есть пять сестер и…
— И три брата, — перебил я. — Я спрашиваю, есть ли кто у тебя на уме?