Ведьма-иллюстраторка

Но второе Маркарет волновало куда меньше нужды в деньгах: свою репутацию она похоронила уже давно, и лишь изредка испытывала смутные фантомные боли в области давно отбитых в Академии приличий, представляя, как какой-нибудь благородный нэй случайно увидит, что у нее в сарае. Иногда эти боли обострялись почти до непереносимости, как оно водится у многих хронических болячек, но это Маркарет вполне могла пережить, стараясь, впрочем, лишний раз себя до приступов воспаленной фамильной гордости не доводить.

В их переписке с издателем она хранила романтическую анонимность, — хоть что-то романтическое в тонне нарисованной порнухи, — но рано или поздно должна была ее нарушить.

Хотя бы для того, чтобы стребовать у Якоса Танаски деньги за последнюю оформленную книгу. Тянуть больше было нельзя, она и так непростительно долго колебалась.

Вообще-то она и сюда-то приехала, чтобы забрать документы, которые защищал тщедушной призрачной грудью верный Алассандр. Кто же знал, что все так обернется?

Проще было бы сжечь.

Или хранить все в общаге.

Но с тех пор, как у Маркарет начались полевые практики, она появлялась в Академии все реже и реже и не могла присмотреть за вещами. Да и когда это кому-то удавалось сохранить секрет в общаге? Глупо надеяться, что тактичность и твердые моральные принципы соседок помешали бы им сунуть нос в ее ящик, а Маркарет дурой не была никогда.

А тут до Академии всего часа два лета, удобный сарайчик, ручной призрак, да и гостила она здесь с детства. Правда, все больше в поместье, что стоит, огромное, за рекой и лесом, а с местными деревенскими она начала общаться позже, когда в прошлом году староста Леснавки, Хапар, попросил проезжавшую ведьму приструнить расшалившихся русалок у мельницы. Она не была уверена, что старик не узнал племянницу нэя Талавинне, но их обоих устраивали отношения ведьмы и нанимателя, так она не собиралась спрашивать прямо.

Зачем ей?.. От ее фамильной гордости ей достались разве что долги: их собственное поместье ветшало и требовало ремонта, иногда весьма громко — как когда в большом обеденном зале обвалился кусок потолка. Младшей сестренке давно пора было дебютировать, а старшая вышла замуж по любви за офицера и теперь влачила хоть не нищенское, но довольно скромное существование где-то на границе с Яталией. Единственному же наследнику, позднему, выстраданному сыну, отраде медленно умирающего от болезни почек отца, недавно исполнилось семь, и мама в который раз перезакладывала фамильные драгоценности, чтобы дать мальчику домашнее образование. Маркарет любила брата и искренне надеялась, что хоть Сэнни унаследовал от деда достаточно способностей к классической светлой магии, чтобы иметь возможность пойти по жизни легкой походкой волшебника, но пока ей приходилось хоть немного, да вкладываться в его первые шаги.

Будь она простой бродячей ведьмой без кола и двора, она бы, наверное, еще колебалась бы, брать ли нэя Якоса за жабры. Но она была ровно на том уровне бедняцкого отчаяния, чтобы нанимателя не только взять, но и хорошенько потрясти.

С таким отчаянием нельзя родиться, до него… докатываешься. И по пути успеваешь научиться целой куче не самых подобающих юной девушке из благородной семьи вещей. Открываешь для себя трудовое право, например.

Она нашла его на дальнем поле, как и говорил Хапар.

Якос был чуть ниже, чем она его представляла. Чуть лысее. Чуть толще. Чуть старше — лет сорок. Пухлый, белокожий и толстощекий человечек; в темных кудряшках, окружавших лысинку, проблескивала ранняя седина.

Он стоял, совершенно несуразный в своей рубашке, сияющей городской белизной, и слишком новых штанах, абсолютно не готовый к встрече с суровой деревенской реальностью. Маркарет давно не видела такой явственной печати разочарования на лице.

Ну, разве что, когда Нойн, чудом выкарабкавшись из пневмонии, с удивлением обнаружил, что да — девчонка на несколько лет младше все-таки не теряла времени зря и теперь может положить его на лопатки.

Ну и у себя в зеркале.

Когда Нойн привел себя в форму и уложил уже ее, прямо на глазах у учителя Ша. А тот поцокал языком. И покачал головой…

Совершенно жуткий звук.

Расшифровывается как «тебя, такую квашню, в поле первый же оборотень порвет». Бр-р-р… Это задевало ее личную гордость. В конце концов, в отличие от Нойна, у нее не было проблем с магией!

Дано или не дано: выше головы не прыгнешь, но всегда можешь компенсировать чем-нибудь еще. Недостаток мускулов — магией. Недостаток уверенности — хорошей осанкой и высоко поднятым носом. Никто не поймет, что ты боишься, если правильно себя поставил. И если голос поставленный.

Ничто так не роняет авторитет, как дрожащий голос и коленки.

— Это не лучшее поле в этих владениях, — сказала она, чтобы отвлечься от неприятного воспоминания.

— О, вы…

— Ведьма. Охотница. Проездом.

Он долго рассматривал ее одежду: простое серое дорожное платье явно не вязалось с образом ведьмы-охотницы.